Я с трудом открываю глаза. Моя голова падает набок, и я вижу вспышку серебристых светлых волос. Широкие плечи и мускулистые руки…

Еще одна хитрость. Я не могу доверять ничему, что вижу в этом замке.

Последнее, что я слышу, – звук захлопнувшейся железной двери. Это вызывает боль в каждом мускуле тела. Приступ кашля мучительно затягивает меня в темно-синюю бездну.

* * *

– Ну, я уж точно не думала, что все так обернется, – этот голос – первый звук, который я слышу за целую вечность.

Я поворачиваюсь в его сторону. Мне кажется, что затылок скрежещет о камень.

Я жду, пока пульсация в моем черепе прекратится, прежде чем открыть глаза. И испытываю странное облегчение, когда узнаю, что нахожусь не в лазарете, а в обычной тюрьме. Моя камера примерно вдвое меньше спальни и построена из темного камня. Единственный проем – зарешеченная железная дверь.

За ней виднеется силуэт женщины. Ее руки вцепились в решетку. На одной виднеется след от ожога.

– Кеннан? – когда я говорю, воздух проходит по темным венам в моем горле. Я совсем не похожа на себя. – Что ты здесь делаешь?

Я чувствую себя глупо, спрашивая такое. Я знаю, почему она здесь. Она пришла позлорадствовать. Или прикончить меня.

– Ты должна была быть там, – говорит Кеннан без предисловий, – в доме. Со своей матерью. Тебя ожидала та же участь.

– Пришла закончить то, что начала? – я хриплю. Усилия достаточно, чтобы вызвать приступ кашля.

Кеннан качает головой.

– Я не это имела в виду.

– Я устала от загадок, – я делаю неглубокие вдохи.

– Отлично, – говорит Кеннан, вынимая из кармана листок бумаги и разворачивая его. – Хочешь загадку? Реши это.

– С чего ты взяла, что я тебе помогу? – я чуть было не плюнула в нее.

– Потому что здесь ответ, который мы обе ищем, – в голосе Кеннан звучит нехарактерное для нее отчаяние.

Я свирепо смотрю на нее, но она не двигается. С усилием я пытаюсь сесть. Каждая косточка в моем теле горит, когда я поднимаюсь с каменной кровати и ковыляю к двери своей камеры.

Кеннан даже не вздрагивает, когда я беру бумагу между синим большим и указательным пальцами. Я наклоняю ее к свету, исходящему из холла, единственному освещению, которое мне предоставляется.

Это одна из карт Найла, детальное изображение моего дома и окружающей долины. Только там, где когда-то было пастбище, нарисован оползень.

– Найл вызвал оползень? – я хмурюсь. – Почему? Чтобы скрыть, что ты убила мою мать?

Кеннан пристально смотрит на меня, ее бледные глаза задумчивы. Ее губы слегка кривятся, прежде чем она отвечает.

– Я… – она делает паузу, – я думаю, что убила твою мать.

Ей повезло, что она находится по другую сторону железной двери, а у меня нет сил на то, чтобы сделать благословение. Мне требуется вся моя сила, чтобы просто удержаться на ногах.

– Что, ты не уверена? – спрашиваю я сквозь стиснутые зубы. – Мне кажется, такое стоит помнить.

– Именно так я и думала, – тихо говорит Кеннан, – я пыталась выяснить правду. Я хотела все исправить. Я думала, что ответы будут в Книге дней. Я… – она отворачивается, – это не имеет значения. Но ты заслуживаешь знать.

– Ты просто молодец, Кеннан, – киплю я от злости, – ты определенно казалась очень раскаивающейся, когда выполняла все эти контрблагословения и мучила меня во время тренировок.

– Ты… – она резко замолкает, прежде чем оскорбление, которое она придумала, может вырваться наружу. Она делает глубокий вдох и начинает снова: – Если бы ты потерпела неудачу, то была бы в безопасности. Я сделала это, чтобы защитить тебя, чтобы держать тебя подальше от этого.

Правда ее слов оглушает.

– Спрятать от Катала, – шепчу я.

– А от кого же еще? – Кеннан закатывает глаза. – Знаешь, он сделал то же самое со мной. Играл на всех моих слабостях, притворялся, что он мой единственный друг. Это был спектакль. Он хочет получить Книгу дней, и ему все равно, кого он уничтожит в процессе. Я едва выбралась из лабиринта, спасая свою жизнь.

Все мое тело дрожит.

– Даже если это правда, почему я должна доверять тебе после того, что ты сделала с моей мамой?

– Может, ты заткнешься на пять секунд? Я пытаюсь все исправить, – огрызается Кеннан. Ее тон не отличается от обычного, но выражение ее глаз изменилось, выражая сожаление.

Я удерживаю равновесие, крепче сжимая рукой решетку.

– Тогда сделай это. Скажи то, ради чего сюда пришла, – я вздыхаю. Если она будет продолжать в том же духе, болезнь заберет меня прежде, чем я добьюсь успеха в разговоре с ней.

Она делает глубокий вдох.

– Десятина была только частичной причиной, по которой нас послали в Астру, – говорит Кеннан. – Катал сказал мне, что это задание освободит меня от моей неудачи с Книгой дней. Мы выслеживали бродячего барда, который ускользал от нас задолго до того, как я пришла в замок. Наши часовые в пустошах обнаружили информацию, которая заставила нас поверить, что она скрывается в Астре.

– Она?

Кеннан наклоняет голову.

– Разве ты не знала, что твоя мать была бардом?

Я замираю. Вопрос повисает в воздухе, как грозовая туча, готовая вот-вот разразиться. Ма? Бард?

– Нам с Найлом было поручено задержать ее. Она сопротивлялась, – продолжает Кеннан. – Последнее, что я помню, это как потянулась к твоей матери, но какой-то голос швырнул меня к стене. Я не знаю, чей он был. Когда я пришла в себя, Найл тащил меня из дома, обещая никому не рассказывать о том, что я сделала.

– И ты ему поверила?

– Не знаю, – говорит она. Мгновение проходит между нами в молчании. – Но с тех пор мне каждую ночь снились кошмары. Я видела ужасные вещи, – ее лицо искажает страдание, боль, которую я хорошо знаю с тех пор, как приехала в замок. Безумие, которое просачивается внутрь, и страх, что ты ничего не можешь сделать, чтобы его контролировать.

– Похоже, ты понимаешь, что я имею в виду, – добавляет она.

– Безумие, – говорю я, кивая.

Кеннан замолкает, многозначительно глядя мне в глаза.

– Только я не думаю, что это правда.

– С чего бы… – я замолкаю под пристальным взглядом Кеннан. Это ужасная мысль, но, возможно, она права.

Я вспоминаю, что сказал Катал. Чем больше я говорю тебе, чем больше ты веришь, тем больше это становится правдой. Безумие и мысль, что женщины каким-то образом более восприимчивы к нему, были просто еще одной ложью, чтобы контролировать нас.

– Ты действительно думаешь, что это невозможно, после всего, что ты видела?

Я делаю глубокий вдох, приводя в порядок бегущие в голове мысли.