Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Археологические материалы и исторические факты убедительно свидетельствуют, что «Драгоценность Альфреда» создана в Уэссексе в конце IX века, и на этом фоне филологические аргументы в пользу северного происхождения или более ранней датировки можно не принимать в расчет. Основными доводами сторонников «северной» версии являются старинное начертание некоторых букв в надписи, в частности, прямые С и G, а также использование форм тес и heht, принадлежащих английским диалектам. Прямое начертание букв нельзя счесть убедительные аргументом, поскольку оно встречается также на альфредовских монетах и в вустерской рукописи «Обязанностей пастыря». Heht встречается в уэссекцком диалекте: по крайней мере, эта форма употреблена в стихотворном вступлении к древнеанглийскому переводу «Обязанностей пастыря»{200}, однако использование тес вместо те в самом деле трудно объяснить. В уэссекцком диалекте IX века форма тес вообще не зафиксирована, поэтому, если считать, что «Драгоценность» создана в период «альфредовского ренессанса», остается предположить, что ювелир либо копировал северный образ, либо сам был по происхождению англом и работал в своей манере. Последний вариант не кажется столь уж невероятным, если учесть, что многие мерсийцы и нортумбрийцы бежали в Уэссекс, а ремесленники всех мастей искали покровительства короля{201}. Свидетельством того, что замечательный мастер мог быть плохим грамотеем, служит бессмысленная надпись на прекрасном изящном кольце, хранящемся в Музее Ашмола: «Sigeric mea heth gewyrcan» («Сигерик повелел меня сделать»). Можно попытаться каким-то образом связать «англский» элемент в надписи и «кельтское влияние», которое очевидно прослеживается в замысле и исполнении «Драгоценности Альфреда», но происхождение и назначение этой прекрасной вещи остаются для нас загадкой.
Если мы не можем подтвердить бесспорными аргументами, что «Драгоценность» имеет отношение к королю Альфреду, то, по крайней мере, нельзя доказать и обратное. После имени Альфреда не обозначен, как на кольцах Этельвульфа и Этельсвит, королевский титул, и на этом основании некоторые исследователи делают вывод, что украшение или было создано до вступления Альфреда на престол в 871 году, или что оно предназначалось для другого человека с тем же именем. Во второй половине IX века имя Альфред встречается достаточно часто. Его носили, в том числе, епископ Вустерский и кентский элдормен, выкупивший Codex Aureus. И все же столь дорогую вещь мог заказать скорее король, нежели один из его подданных, пусть самый богатый и влиятельный; тот факт, что она была найдена в древних королевских владениях, неподалеку от Этелни, также стоит принять во внимание. Помимо прочего, существуют внутреннее ощущение и традиция, за которой стоит непоколебимая вера многих поколений ученых, поэтому до тех пор, пока более убедительные доказательства не будут представлены, мы позволим себе и другим считать (как считалось несколько столетий), что это чудесное маленькое украшение принадлежало королю Альфреду.
Начиная с XVIII века строились всевозможные гипотезы относительно назначения «Драгоценности», но удовлетворительное объяснение так и не найдено. «Драгоценность» обнаружили в окрестностях Этелни, поэтому высказывались мнения, что это — личная вещь Альфреда, символ королевской власти, реликвия короля-изгнанника, навершие скипетра или украшение, венчавшее королевский шлем-корону{202}. Более убедительной представляется версия, которую предложил в 1877 году доктор Клиффорд{203}. Он считает, что украшение служило частью baculus Cantorum, указки или закладки (подобные артефакты часто встречаются в собраниях средневековой церковной утвари). Такого рода вещи часто делались из дорогих материалов; порой их прикрепляли к переплетам богослужебных книг, и доктор Клиффорд предполагает далее, что древнеанглийское слово æstel, которому в глоссарии XI века поставлено в соответствие латинское stylus, как раз и служит их названием. В таком случае «Драгоценность» является частью одной из æstels, стоимостью в пятьдесят манкузов, которые Альфред разослал своим епископам вместе с древнеанглийским переводом «Обязанностей пастыря»{204}. Доктор Клиффорд считает также, что Иоанн Старый Сакс, помогавший Альфреду в работе над этим переводом, получил одну из «подарочных копий» как настоятель нового монастыря в Этелни; а размышления о том, что умелый мастер «священник и монах» Иоанн приложил руку не только к переводу текста, но и к изготовлению æstel, могут доставить нам немало удовольствия. Впрочем, попытка связать «Драгоценность» с конкретным артефактом кажется чересчур смелой, чтобы ее принять, хотя вполне возможно, что под названием æstel имелась в виду закладка и что частями подобных же закладок являются «Драгоценность Альфреда» и украшение из Минстер Довел.
Возможно, Альфред, задумывая свою æstel, вспоминал золотую раку, которую его отец Этельвульф преподнес монастырю в Мальмсбери. У этой раки, предназначавшейся для мощей святого Алдхельма, была, как пишет Уильям Мальмсберийский{205}, хрустальная крышка, на которой золотыми буквами значилось имя короля. В ее изголовье располагались фигуры из серебра, а на задней стенке помещались изображения чудес святого Алдхельма, выполненные, по-видимому, чеканкой (levato metallo){206}. В свете этого «Драгоценность Альфреда», соединившая в себе ирландские, английские и южноанглийские мотивы, видится прекрасным цветком на древе англосаксонского искусства, выросшим и распустившимся в альфредовские времена, но уходившим корнями в далекое прошлое и принесшим плоды в скором будущем.
Альфред, как и его отец, с величайшим почтением относился к святым и каждый день молился перед мощами, которые всегда возил с собой. С этой реликвией связана, подробно изложенная Ассером история, о том, как король, со свойственными ему сметкой и мудростью, придумал лампы из бычьего рога{207}. Альфред желал посвящать половину своего времени служению Господу, но в пасмурные дни и темные ночи ему трудно было отсчитывать часы. Поэтому он повелел изготовить восковые свечи в двенадцать дюймов длиной, равные весу двенадцати пенни; поставленные перед святыми мощами, они сгорали за четыре часа, и сгоревшие шесть свечей точно отмеряли сутки. Однако вскоре выяснилось, что надо защитить свечи, которые должны были гореть постоянно, от сквозняков, врывавшихся сквозь двери и окна, сквозь промежутки в каменной кладке церковных зданий, щели в бревенчатых стенах или дыры в тонкой ткани шатра (здесь Ассер, сам того не желая, приоткрывает нам суровую обстановку альфредовских жилищ).