Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Оливулец был очень умным… для человека, разумеется. Едва получив высочайшее позволение, он тут же пулей вылетел из кресла и мгновенно исчез из комнаты. Я послала вдогонку сен-образ, предписывающий первому же встречному эль-ин направить беднягу к Тэмино. Нечего ему тут бродить без присмотра.
Я наконец собрала остатки стойкости и повернулась к маме. И… утонула в обеспокоенной любви её алмазных глаз.
— С тобой всё в порядке, Анитти?
Ох, если бы…
— Да, мама, — я старательно выпрямилась, стремясь продемонстрировать своё бодрое и здоровое состояние. — Что там с тёмными?
Даратея, на которую вся эта бравада не произвела ни малейшего впечатления, мягко обняла меня за талию, помогая встать. Её макушка едва доставала мне до плеча, но хрупкое тело было неожиданно сильным, и девчушка, которую можно было принять скорее за мою дочь, если не за внучку, почти полностью приняла на себя вес моего тела, обернула мягкими чёрными крыльями, медленно двинулась к выходу, помогая и поддерживая. Я послушно покорилась, позволяя ей поиграть в заботливую родительницу.
— D’ha’meo’el-in больше не будут тебя беспокоить, по крайней мере сегодня.
— Как?..
— Раниель-Атеро, Зимний и Хлой проследили пути, по которым пришли эти последние гости. И прошли по ним, очень эффектно свалившись на голову тёмному королю. В данный момент имеет место… Как там они выразились? «Сугубо мужской разговор». Его Величеству доходчиво объясняют, что Хранительница Эль-онн находится под личной защитой трёх древнейших, которые будут очень недовольны, если с ней что-нибудь случится. Вплоть до личной вендетты всему правящему роду d’ha’meo’el-in. Конфликт переводится из политического в дело чести, плюс вплетаются старые разборки… День передышки тебе гарантирован, дорогая.
А больше и не нужно.
Я вздохнула свободнее. Оставлять эту проблему висеть в воздухе, конечно, нельзя, но завтра вечером вопрос всё равно станет чисто академическим.
— Вы узнали, с чего они вдруг так взбесились?
Даратея яростно сжала губы и отвернулась, пряча от меня выражение своего лица. Остроконечные ушки, возвышающиеся над чёрными кудрями, чуть вздрогнули.
Мои собственные уши заинтересованно встали торчком, а Даратея вдруг резко обернулась, гневно сверкнула очами и сухо сообщила:
— Я пришла сюда говорить как Мать Изменяющихся с одной из своих вене.
Ой.
Теперь уже я опустила уши и поджала ноги, не зная ещё, в чём провинилась, но уверенная, что провинилась крупно.
И гром грянул.
— Твоё поведение, как всегда, было безрассудно. Ну что за идиотская мысль — танцевать с такой мерзостью? Ты что, не понимала, во что могла превратиться? Не понимала, что могла натворить в подобном состоянии? Ауте милосердная, Антея, уж ты-то лучше всех вене, живых и мёртвых, должна знать опасность полного погружения!
— Да, Мать Клана.
— Гордость покоя не даёт? За душу взяло? Она, видите ли, величайшая танцовщица! Величайшая дура! Никакой природный талант не может компенсировать природной же тупости!
— Да, Мать Клана.
— Танцевать глубокое погружение в присутствии кучи посторонних! В разгар схватки! Не прекращая при этом бой! Танцевать без полной отдачи движению, танцевать одной ритмикой — ты что, спятила?
Ну, поворчали и хватит.
— Ты считаешь, надо было позволить им перебить нас всех? — Голос мой был меланхолически задумчив.
Мама блеснула оскалёнными клыками, но промолчала. Потом:
— Я не знаю никого, кто смог бы повторить такое — и остаться собой. Как Матери клана Дериул мне необходимо разобраться, что там произошло, — очень сухо и по-деловому.
Я ответила изумлённым и насмешливым взглядом. Вряд ли она хотела так на меня набрасываться, вряд ли пришла сюда, чтобы устроить головомойку. Просто на свой страх мама реагировала гневом, это у нас фамильное. А я подозревала, что приглашение на завтрашний Бал, которое мы обе так старательно не упоминали в этом разговоре, напугало её до безумия.
Даратея вновь выпрямилась — уверенная, спокойная, властная.
— Расскажи мне о танце, — это была просьба властительницы Изменяющихся, а не матери.
— Да нечего рассказывать. Банальные слияние и коррекция в затруднённых условиях. Только объектом служила кусачая мерзость, которую пришлось терпеть, стиснув зубы.
— Подробнее.
Я вздохнула и отправила ей сен-образ, который готовила с того момента, как увидела Мать Изменяющихся на пороге. Полный отчёт о танце. С комментариями и историческими сносками. И, разумеется, с красочным эмоциональным сопровождением. Даратея грациозно приняла послание на кончики пальцев, крутанула по измерениям, внимательно рассматривая, и отправила в копилку своей памяти для более детального изучения.
— Камеры засняли, что ты просто взбесилась, когда эти твари накинулись на ребёнка…
Я расхохоталась — и в этом каркающем звуке не было ни капли веселья.
— Не надо, мама. Люди могут сколько угодно изгаляться по поводу инстинктов эль-ин, а в кланах могут сколько угодно шептаться о моих комплексах. Но в данном случае беспокойство о судьбе несчастного ребёнка играло самую последнюю роль.
— Так что же это тогда было?
— Расчёт. Политическая игра. Чёрный пиар. Аррек понял всё с первого взгляда, умница, и взял на себя.
Мгновение она молчала.
— Не понимаю.
— Люди… ты так и не удосужилась толком изучить людей, не так ли, мама? Они не похожи на нас. Они настолько не похожи, что вызывают у меня куда больший ужас, чем какие-то там демоны. — Я сложила руки домиком, внимательно вглядываясь в видимые лишь мне одной сплетения связей, по привычке формулируя мысли вслух скорее для себя, чем для и без того прекрасно осведомлённой Даратеи. — Ими правят странные силы. И это совсем не то, что понимаем под словом «сила» мы. Да, смертные признают власть оружия, признают, что приставленный к горлу кинжал или застывшая у границы враждебная армия могут заставить делать то-то и то-то. Они знают силу манипулирования, развивают искусство заставлять других плясать под свою музыку… Но по их меркам это довольно… примитивно. Самое грубое, самое глупое и самое бессмысленное, к чему можно прибегнуть.
— Я всё ещё не понимаю, — голос Даратеи звучал очень мягко. Сейчас начнёт отрывать головы.
— Людьми правят идеи, мама. Я сама не понимаю этой… эфемерности, но не могу закрывать глаза на факты. Какая-нибудь книга, вовремя появившаяся и умело раскрученная — и меняется сам стиль мышления, меняются правительства, формы власти, способы вести войну и выбор оружия. Взять, например, то, что они понимают под религией… Сборище нежизнеспособных банальностей, изречённое каким-либо блаженным, — и целые народы сдвигаются, подобно лавинам, бушуют священные войны, меняется облик целых планет. Бред.