Но даже «божий ветер» не остановил американцев.

Жаркий август не предвещал ничего хорошего на севере Китая. За северной границей накапливались для удара советские войска. Повсюду царил хаос. На Хиросиму и Нагасаки сбросили какую-то новую бомбу, которая в считанные секунды превратила оба города в руины. СССР перешел в наступление, легко вскрывая боевые порядки Квантунской армии. Не оставалось почти никаких надежд на спасение. Противник мог захватить базу отряда 731 через несколько дней.

Поступил приказ — ликвидировать всех оставшихся пленных и уничтожить все официальные записи.

В комнате собрались восемь человек. Старший по чину, генерал Сиро Исии, которому в то время было пятьдесят три года, понимал, что «город ужаса» скоро обратится в прах. Китано стоял рядом с начальником. Остальные шестеро добровольцев-токко — сплошь юнцы, не старше двадцати лет. Исии был их командиром и отцом, он лично несколько месяцев надзирал за их подготовкой. Генерал обходился с ними бесцеремонно, даже грубо. Но в этот день его лицо светилось торжественной гордостью. Исии открыл деревянную шкатулку из кипариса и с уважительным поклоном вручил каждому солдату по цилиндру.

Эти шестеро понесут в себе последнее, самое страшное дыхание «божьего ветра» — дыхание узумаки.

Больше надеяться не на кого.

Каждую порцию узумаки запечатали в латунный баллончик, размером и формой напоминающий сигару. Две половинки соединялись резьбой, стык герметизирован воском. В полированной кипарисовой шкатулке, в специально вырезанных углублениях, лежало шесть одинаковых цилиндров. И шкатулку, и баллончики изготовили самые лучшие ремесленники японской императорской армии. Раз в месяц цилиндры извлекали и заменяли на новые, потому что ученые отряда 731 продолжали работать и совершенствовать патоген. Шкатулка хранила последние, наиболее совершенные плоды их работы.

Для Китано, седьмого токко, изготовили особый цилиндр такого размера, чтобы уместился внутри фаланги пальца.

Пока остальные шесть смертников плыли на подводных лодках к своим целям, он, согласно приказу, должен был затаиться и ждать. Токко могли потерпеть неудачу, у него же не имелось права на ошибку. Китано предстояло проникнуть в мир врага и дождаться подходящего момента. Ему разрешили сознаться во всем, чтобы завоевать доверие, потом найти подходящую точку где-нибудь на севере. Он изучил все маршруты миграции пернатых и «птичьи базары». Перелетные птицы — идеальные переносчики узумаки. Они способны в считанные дни растащить ядовитый грибок по всей стране.

Все бы так и вышло, не встань на его пути Лиам Коннор.

Уолли остановил ползунчика напротив пятого вентиляционного ответвления, ведущего к камере старого психа Китано. Заключенный подправил положение микробота, нацелив объектив вниз. Изображение на дисплее было не больше ногтя большого пальца, но тем не менее сидящий на нарах, уставившийся в пространство старый хрыч был хорошо виден.

Не дай Бог ошибиться, подумал Уолли. Китано — японец старой закалки. Если все получится как надо, Уолли разбогатеет. Если нет, можно заказывать место на кладбище.

Заключенный пошевелил пальцами. Паучок проскочил сквозь решетку и крохотным листочком спланировал вниз. Пол на изображении закружился, быстро приближаясь.

Замдиректора ФБР сидел напротив Данна в бронированном лимузине с пуленепробиваемыми стеклами. Они едва обменялись парой слов за последние пятнадцать минут. Говорить было не о чем.

Машина неслась по шоссе I-68 со скоростью выше девяноста миль в час, впереди и сзади — эскорт полицейских из Западной Виргинии, с включенными фарами, но без сирены. В десяти милях позади остался аэропорт Моргантаун, в шести милях впереди ожидало федеральное исправительное учреждение Хэзлтон. Справа от Данна на сиденье лежал ящик из прозрачного пластика с двумя голубями Китано. Остальных птиц загрузили в багажник.

Хитоси ждет. Ему уже сообщили. Он потребовал личной встречи с Данном.

Лоуренсу предстояло уговорить японца пойти на попятную.

Военные предложили простой план: заплатить Орхидее деньги, передать ей Китано и взорвать обоих к чертовой матери.

Лоуренс вспомнил тот момент, когда в последний раз виделся с Китано вне тюрьмы. Он встретился со стариком в его поместье неподалеку от Вашингтона. Жилище, по стандартам миллиардеров, выглядело скромным. Усадьба — скопище построек в стиле модерн с косыми крышами и стеклянными переходами между зданиями — оседлала вершину холма.

Помощник Китано, тоже японец, провел Данна в главный дом. В интерьере — бамбуковых полах и белых стенах — сквозила пустота, нарушаемая лишь редкими абстрактными картинами и коллекцией японских мечей. Говорят, самураи опробовали мечи, разрубая сложенные поленницей тела казненных преступников. Китано фанатично любил холодное оружие. Как и всякий японец, он боготворил клинок. Данну пришла на ум цитата из Ницше: «Всякий убийца жаждет счастия ножа».

Задняя стена, целиком сделанная из стекла, открывала вид на десять акров аккуратного газона и ухоженного сада. Данн мысленно представил, как хозяин дома стоит на вершине холма и, поглаживая голубиную грудку, смотрит на раскинувшиеся внизу просторы.

Однако уже в то время Китано испытывал серьезные неприятности. Ему запретили выезд из страны и предъявили обвинение в неуплате федеральных налогов. Империя японского воротилы истекала кровью. Инвесторы забирали свои вложения, партнеры по бизнесу разбегались кто куда. В мире Китано — искусно выстроенной реальности — образовалась глубокая рана, и Данн прекрасно отдавал себе отчет, что это он всадил один из нанесших ее ножей.

Данн шагнул в открывшуюся перед ним раздвижную дверь. Погода в тот осенний день была прохладная, но солнечная. Рядом с Китано на столе из тика стояли два бокала, бутылка скотча и блюдо с паштетом. Данн заметил по этикетке, что это «Макаллан» особой выдержки 1945 года. Десять тысяч долларов за бутылку.

— Прошу, — позвал старик миллиардер.

Данн налил виски в бокал. Китано подбросил голубя в воздух:

— Смотри.

Птица описала четкий круг и сделала кувырок в воздухе. Потом повторила сальто-мортале еще два раза, прежде чем вернуться на руку хозяина.

— Для гонок не годится, но зато какая красота.

— Что, новая порода?

— Где там! Это короткоклювый английский турман, порода, известная много столетий. О них еще Чарлз Дарвин писал.

Китано направился к голубятне, Данн последовал за ним. Слово «голубятня» плохо выражало характер места. Скорее это был голубиный дворец в миниатюре. На стеклянных полках размещались гнезда, каждое — как отдельная квартирка со своей пищей и водой. Китано вернул английского турмана в ячейку и появился с другой птицей:

— Это гонный голубь. Вон там к большому дереву в конце поля привязана красная тесемка. Смотри.

Китано подбросил птицу в воздух, и та устремилась к дереву.