совещались". [Тогда] я сказал: „Посоветуйтесь с Туманом, Токузом и |A 172б, S 403| Ходжой". На совете все пришли к единогласному решению, так как Дорджи по случаю болезни не присутствовал, то я сказал: „Вызовите его, чтобы окончательно договориться". Он пришел и согласился с общим решением. [Все] это дело устроили и совершили те люди с общего согласия, и из них Туман на это не возражал и исполнял все то, что я приказывал, а Чин-Тимур навредил, то есть сказал относительно каана то, что не следует [говорить] ему подобным».

Те эмиры все единогласно показали, что дело обстоит так, как говорит Ариг-Бука, и что все его слова совершенно правдивы. А Чин-Тимур сказал: «Ариг-Бука сам меня научил, как же он теперь возлагает ответственность на меня? И Булга-ака осведомлен об этом деле, он знает». Каан приказал устроить очную ставку Чин-Тимура с Ариг-Букой. Чин повторил те же слова в присутствии Ариг-Буки. [Ариг-Буке] пришлось туго, и он сказал: «Раз так, то ты оставайся в живых, а я умру». Слова эти доложили каану, он понял, что Чин говорит правду, и отпустил его. Посоветовавшись со всеми царевичами и родичами, [каан] сказал: «Булга-битикчи слышал слова Угедей-каана и Менгу-каана, отпустим его живым; кроме того, он будет свидетелем по их делам в этих событиях перед Хулагу-ханом и другими царевичами». И по совету всех царевичей он отпустил его.

Когда Асутай получил известие о даровании [Булга-аке] свободы, то сказал: «Как это возможно, что Булга останется в живых? Я стану на очную ставку с ним и докажу его большие преступления». Он сказал Булга: «Ты рассказал монгольскую басню, смысл которой в том, что мы дело сделали и возможно, что от него откажемся, и в этом [не] следует проявлять беспечность. В этом и заключается твое великое преступление, за которое ты должен умереть». Булга-нойон не отрицал этого и согласился с ним. Эти слова доложили каану, [который] сказал: «Раз так — пусть его казнят».

За Илджидаем было больше вины, чем за другими, так как он оклеветал Курмиши, сына Кадана, и приложил усилия к тому, чтобы его убили. Поэтому его передали Кадану, чтобы [тот] его казнил. Много преступлений было также и за Токузом, который постарался, чтобы перебили множество [людей] каанова улуса. Все упомянутые эмиры были казнены. А Хуку, сына Гуюк-хана, Чапата, сына Нагу, Кутука, сына Карачара, и еще несколько других царевичей [каан] выслал в Туркестан. Затем он пожелал допросить Ариг-Буку и стал ждать прибытия Хулагу, Берке и Алгу. Так как они были очень далеко и [дело] задерживалось, то царевичи той страны Тогачар, Йисункэ, Екэ-Кадан, Нарин-Кадан, Хулакур, Чин-Тимур, Чавтух и прочие, [а также] монгольские и китайские эмиры собрались вместе и допросили Ариг-Буку и Асутая.

[После того, как] убили десять эмиров Ариг-Буки, а его самого и Асутая допросили, во все концы государства отправили царский указ. Все эмиры советовали так: «Что нам смотреть на вину Ариг-Буки и Асутая. Даруем им жизнь ради каана». Послали гонцов к Хулагу, Берке и Алгу [с такими словами]: «Так как по причине дальности пути и множества дел и событий вам не удалось присутствовать и поскольку в случае дальнейшего промедления возможно ослабление [власти] и непоправимый ущерб в делах окраин государства, то мы казнили их эмиров и допросили их обоих. Советуемся с вами: мы, родственники, все решили простить Ариг-Буку и даровать ему свободу: что вы скажете об этом?». Сначала гонцы прибыли к Алгу и передали поручение. Он ответил: «Я сел на место Чагатая тоже без совета каана и старшего брата Хулагу; когда все родственники соберутся и спросят меня, проверив дурное и хорошее, и если одобрят меня, [только] тогда пристало мне сказать: это плохо, а это хорошо». Затем гонцы прибыли к Хулагу-хану и доложили [ему] суть дела. Он сказал: «Пусть будет так, как решили после совета все родственники; как только Берке выедет на курилтай, мы тоже сразу выступим». И он послал вместе с ними и своих гонцов к Берке, чтобы назначить определенный срок, в который они выедут в столицу на курилтай. Когда гонцы прибыли к Берке и доложили обстоятельства дела, он сказал: «То, что решили каан, Хулагу и все родственники, — правильно. Мы в год быка тоже непременно выступим и, пройдя [все] расстояние в год тигра, прибудем в год зайца на курилтай вместе с Хулагу». Когда гонцы вернулись к каану и доложили обо всем, Ариг-Буке и Асутаю дали разрешение представиться [каану] и привели [их] в ставку. И осенью того года, года барса, соответствующего 664 г.х. [13 октября 1265 — 1 октября 1266 г. н.э.], Ариг-Бука заболел и скончался, а между Хулагу и Берке случилась ссора и произошла война, как о том упомянуто в повествовании [о них], и оба они скоро скончались. Государь ислама [Газан-хан] пусть живет многие годы и несчетные века и да пользуется жизнью и [царственным] счастьем.

Когда весть об их смерти дошла до высочайшей особы каана, он назначил Абагу, старшего сына Хулагу, на место [его] отца во главе монголов и таджиков иранской земли, а улус Берке пожаловал Менгу-Тимуру. У Алгу тоже оказалась затяжная болезнь, и он не смог поехать на курилтай, он тоже скончался, а Ургана-хатун по совету своих эмиров посадила своего сына Мубарек-шаха на место Алгу. Борак, сын Йисун-Дувы сына Мутугэна сына Чагатая, доложил каану: «Почему Мубарек-шах сидит на месте моего дяди Алгу? Я готов к службе и подчинению, если [только] последует приказ ведать мне местом дяди!». Каан выдал ему ярлык: «Ведать Бораку улусом, пока не вырастет Мубарек-шах». Он пришел и занял его место, а сыновья Алгу Чупай и Капан и их родственники отделились от Борака и ушли со [своими] войсками к каану. Вот и все!

Рассказ о том, как каан послал своих сыновей Нумугана и Кукджу с другими царевичами на войну с Кайду[661] и о том, как царевичи замыслили обоих их предать

Когда каан избавился от смуты и мятежа Ариг-Буки, все царевичи, за исключением Кайду, сына Каши сына Угедей-каана и некоторых потомков Чагатая, выразили готовность повиноваться ему. Он послал к ним гонца, старался расположить их к себе и сказал: «Все другие царевичи здесь были, почему вы задержались? Наше заветное желание — осветить наши очи лицезрением друг друга; посоветовавшись обо всем, вы вернетесь, получив разные милости». Кайду не собирался покоряться, он принес извинения: «Наши животные отощали, когда они подкормятся, я последую приказу». Под этим