Ещё по дороге из магазина он продумал план действий. Нужно было идти на стройплощадку, к руинам расселенного дома — из окна он видел, как рабочие пролезают через дыру в заборе, затянутую зеленой сеткой, с противоположной стороны от ворот, где находился пункт охраны. По выходным работы не велись, и ему никто не должен был помешать. Если не заметит сторож, его найдут только к понедельнику.

Он шел и думал о том, что его жизнь нужно смять и выбросить, как испорченный черновик. Он с самого начала был неудачником, не таким, как все — левша с ненормальными наклонностями, слепленный неправильно и только по недосмотру высших проверяющих не отправленный в корзину с браком. Он думал и о том, что, наверное, он и в самом деле простокваша, как говорил Бяшка, — человек без воли и достоинства, годный только на то, чтобы им пользовались как вещью.

Он вспоминал дядю Витю, которому позволял помыкать собой почти шесть лет, Китайца, который продал его Майклу, Бяшку, который подтолкнул его у края. Думать про Георгия Максимовича было больно, но Игорю хотелось мысленно вернуться в то время, когда они были счастливы. Вспоминая их первую встречу, поездку в Испанию и на Тенерифе, нежность и доверие, он вдруг понял, что хорошего было невероятно много — с самого начала и потом, целые дни огромного счастья, за которое, конечно, и нужно расплатиться сейчас. Это было справедливо, и от этой мысли на душе Игоря вдруг стало легко. Он шел по тротуару, но ему чудилось, что он лежит в бассейне, в ласковой морской воде. Голос, уже давно звучавший у него в голове, приобретал пугающую отчетливость:

— Сияло солнце в небесах, светило во всю мочь, была светла морская гладь, как зеркало точь-в-точь…

Глуховатый, как всегда в минуты близости, голос как будто манил его. Закрыв глаза, Игорь шагнул на зов и вдруг оказался на проезжей части, и тут же резко взлетел вверх, словно небесные акробаты подняли его на невидимых тросах.

Затем он услышал, как кто-то входит в его комнату в темноте и тихо притворяет за собой дверь.

Что очень странно — ведь тогда была глухая ночь.

Веселись, юноша, в юности твоей, и да вкушает сердце твое радости во дни юности твоей, и ходи по путям сердца твоего и по видению очей твоих; только знай, что за все это Бог приведет тебя на суд.

Екклесиаст

— Главное, Жирный, надо раскрепоститься. Чтобы было такое реальное свинство… Чтобы все переблевались, чтобы ссали друг на друга, — мечтательно живописал Добрыня. — Чтоб фиеста такая свирепая, на долгую память.

Котов поддержал:

— Да, Жирдяй. Мальчишник — это не просто пьянка, это переломное событие в жизни каждого жениха.

Радик буркнул с набитым ртом:

— В бассейн только не блюйте, как в тот раз, стоки засоряются. И в ванной кончайте уже двери херачить… Мать ругается, что её достал вечный ремонт.

То, что Радик тайно «выводит птенца» — встречается с маленькой Наташей, из-за которой они соперничали с Котом, выяснилось через Китти. Котов не упускал случая поупражняться в остроумии на этот счет, но в ответ Радик только самодовольно усмехался. Когда Наташа забеременела, он ударился было в панику, но довольно быстро пересмотрел свой взгляд на вещи и даже возгордился. Очевидно, и его родителей впечатлил растущий арбуз живота, приделанный к тощей фигурке несовершеннолетней подружки сына. К свадьбе вызвали из провинции мамашу птенца, которая, по словам Радика, целовала ему руки и плакала от благодарности.

Самодовольное выражение и сейчас не сходило с круглого лица Радика, словно возвещавшего миру: я — отец, я — муж, я — взрослый человек. Максим даже отчасти завидовал примитивному душевному устройству приятеля, которому так мало было нужно для самоутверждения. Сам Максим уже два месяца существовал словно в каком-то вывихнутом пространстве, где не получалось иметь ни целей, ни желаний, ни чувств, а можно было только разными способами разрушать себя, а по утрам пугать случайных женщин в своей постели чтением чужих стихов. И вяло ненавидеть бестолковую пошлость каждой минуты бытия.

Процесс жизни давно уже напоминал ему падение Алисы в кроличью нору. Как и Алиса, падал он медленно — было достаточно времени и на апельсиновый джем, и на размышления об отвлеченных предметах. Как и Алиса, он не представлял, что будет делать, когда достигнет дна.

— Слышь, Толстый… А прикинь, она начнет рожать прямо на свадьбе? — предположил Добрынин, когда они уже выходили из ресторана. — Они же иногда на седьмом месяце рожают.

— Я ей рожу! Обратно засуну, — отвечал Радик с напускным цинизмом. — В эту свадьбу столько уже бабок вбухано. Одно её платье три штуки стоит.

— Интересно, а когда ты её трахаешь, Жирдяй, у вас пися до писи достает? — продолжал дразнить Радика Андрей. — У вас же животы теперь почти одинаковые.

— Представляю эту случку бегемотов, — фыркнул Кот.

— У баб и другие позы есть для этого дела, сынок, — покровительственным тоном ответствовал Радик.

— Правда, учитель? Поведаешь нам эту тайну?

«А кстати, хороший вопрос, — отметил про себя Максим. — Как у папы с молодой женой, достает до писи пися? Ждать ли нам прибавления в семействе или всё же старого пса не научишь новым трюкам?».

Проституток вызвонили по телефону и забрали неподалеку от станции метро. Худые, в сапогах и в коротких юбках, с сумочками через плечо, они пленяли своей неподдельностью. Максим взял их в свою машину. Они пили из жестяных банок какую-то отраву, пахнущую стиральным порошком, и заливисто смеялись.

— Какие классные пацаны, Ленка, я фигею! А это какая у вас тачка? Сколько стоит? У вас в натуре мальчишник? А кто женится? Вон тот пузанчик? С него простава!

По дороге заехали к Симакову — «позвать друга Костю».

— И где же Костя? — поинтересовались проститутки, когда Добрыня вернулся.

Тот похлопал ладонью по карману.

— Едет с нами.

На трассе Радик подсадил к себе ещё двоих — старую в рыжем парике и малолетку с испитым детским личиком. Перед выездом из города завернули в супермаркет, купили спиртного и закусок.

Заглядывая в пакеты, проститутки ещё больше развеселились.

— Уё-моё! Ленка, виски будем жрать!..

— До чего люблю нежадных мужиков… А костю-то можно лизнуть, или вы только для себя?..

— Давайте для начала представимся, — предложил Котов. — Меня зовут Андрей, я учусь в аспирантуре на юриста, увлекаюсь философией. Это мой друг Максим, он уже закончил ВУЗ и работает менеджером в строительной компании. В той машине — второй Андрей, он сотрудник мебельного предприятия.

— Андрей — держи хрен бодрей, — встряла смешливая долговязая Ленка.

— И виновник торжества, то есть жених. Его зовут Радий.

— Он у вас самый радиоактивный? — засмеялась вторая проститутка с накладными ногтями и наклеенными ресницами. — А мы — Лена и Света.