Все было сделано без лишнего шума, если не считать, что баллисты и онагры продолжали обстреливать крепость до тех пор, пока первая манипула не прошла сквозь единственный проход во внешнем частоколе и, перейдя на бег, приблизилась к поднятому мосту. Только тогда метатели прекратили свою разрушительную работу. Федор заметил, что солдаты этой манипулы, оказавшейся подразделением Требониуса, наступают без щитов и пилумов, а руки у них заняты ношей, назначение которой он не смог в темноте определить. Достигнув рва, морпехи побросали в него часть своей поклажи — как выяснилось, довольно крупные вязанки поленьев — почти завалив неширокий ров. Последние из солдат делали это уже под огнем луканских лучников, обнаруживших атаку.

Но стрелы противника не остановили легионеров, посланных искупить кровью позор отступления, и они, наложив на поленья несколько длинных балок, быстро соорудили мост, годный для продвижения остальных частей. Сами же первыми перебрались по нему на другой берег и, приставив лестницы к нижнему срезу пролома, стали карабкаться вверх.

Следом за ними пошли на штурм надвратных башен манипулы Флавия Кросса и Луция Альтуса Мусса, а подразделению Гнея досталась правая стена с небольшой прорехой в верхней части. Принципы, прикрывая тылы, придвинулись ближе на случай контратаки.

К тому моменту, когда Федор уже шустро взбирался по лестнице на каменную стену, луканы успели скинуть с этих шатких сооружений не один десяток римских солдат и при штурме пролома в деревянной стене, и при взятии башен. Остальных же уничтожали стрелами, швыряли в них камнями и всем, что попадалось под руку. Вопли раненных и убитых неслись отовсюду, но атака неумолимо продолжалась.

Федору, можно сказать, повезло. Первым на стену попытался взобраться опцион Спурий Марций Прок, но был убит, когда находился уже на последней ступеньке пути, ведущего внутрь вражеской цитадели. Прикрывшись от стрел луканов щитом, он не заметил бойца с другой стороны разрушенной преграды и получил копье в бок. Выронив оружие, Спурий издал дикий вопль и сорвался вниз, едва не утянув за собой Федора.

Оказавшись в свою очередь на вершине штурмовой лестницы, немного не достававшей до края стены, Федор вскарабкался на полуразбитый выступ и быстро прыгнул внутрь укрепления. Слева к нему стремительно приближались двое с мечами. Лучники же обстреливали тех, кто еще полз по лестнице, не обращая на визитера внимания. А справа Чайка увидел того солдата, что покончил с опционом. И решил разобраться сначала с ним.

Федор в три прыжка преодолел разделявшее их расстояние и нанес удар, который мятежник принял на круглый щит. И сразу же тессерарий получил такой мощный ответ, что его новый скутум тут же пошел трещинами. В руках у луканского воина он увидел топор, сам же боец оказался вовсе без панциря, в годах и с бородой, словно явился сюда прямо от сохи. Но раздумывать, кто перед ним, было некогда. Федор рубанул мечом и достал-таки плечо лукана, тут же с воплем рухнувшего со стены вниз, на горевшую телегу. Морпех отследил взглядом его падение и заметил, что почти все здания в крепости либо разрушены, либо объяты пламенем. И сразу бросалось в глаза, что здесь уже почти не осталось солдат. Внизу и на стенах обнаружилось некоторое количество людей, но, навскидку, их насчитывалось человек пятьдесят, не больше.

Впрочем, расслабляться сержант счел преждевременным. К нему по стене приближались двое. Федор подхватил щит отправленного к предкам мятежника и успел принять на него удар нападавшего, затем пригнулся и ткнул его острием в живот. Раздался треск вспарываемого доспеха, и лукан, выронив оружие, улетел вниз за своим собратом. А третий на него напасть не успел. На стене показались еще два морпеха, Квинт и Катрий. Оба рванули в разные стороны, причем Квинт на ходу сориентировался и быстро заколол оставшегося противника командира, набросившись на него сбоку. А Катрий убил лучника, отрубив ему голову, но тут же сам получил стрелу от другого, упав замертво.

Едва морпехи Гнея расправились с последними врагами на этом участке сражения, как из пролома, у которого скопилось больше всего луканов, раздался дикий рев, и в крепость посыпались легионеры Требониуса, сметая всех попадающихся под руку неприятелей. В результате, они пробились к воротам и открыли их. Внутрь хлынули римляне. И спустя полчаса битва завершилась закономерным финалом. Крепость луканов перешла в руки победителей, вырезавших всех, еще оставшихся в живых. Так приказал Гней.

На следующее утро, оставив в лагере три манипулы — в том числе и возглавляемое им подразделение — главный центурион выступил со всеми остальными в новый поход. Римляне, выслав вперед разведчиков, прошерстили всю боковую долину до самого моря и спалили еще три найденные там деревни, не встретив никакого сопротивления, а затем вернулись в лагерь. Видимо, взятая накануне крепость была самой мощной в округе.

Чайку после ночной атаки неожиданно для него еще раз повысили в звании. Гней сделал его опционом вместо убитого Спурия, хотя Федору казалось, что ему полагался за это лишь какой-нибудь почетный венок в качестве награды. Ведь, как ни крути, он оказался первым, кто смог ворваться во вражескую цитадель и очистить свой участок боя от врагов. И пусть не он открыл ворота, но закон есть закон.

Гней же сразу после атаки построил манипулы и объявил о назначении нового опциона. Но и про венки не забыл. Правда, объявил об этом только на следующем построении, вечером. Сообщил легионерам перед строем, что Федору за выдающуюся храбрость, как первому, кто взобрался на крепостную стену во время осады укрепленного города, полагается золотой венок. И, кроме того, ему же полагался дубовый венок — за спасение жизни товарища, то есть Квинта, в самом первом бою с луканами. Новоиспеченный опцион пытался заикнуться, что и Квинт сегодня почти спас ему жизнь. Но центурион отмахнулся, сказав «У тебя же в руках оставался меч. Значит, и сам отбился бы». Словно исподтишка наблюдал за действиями сержанта. А потому, в соответствии с церемонией, Квинт собственноручно вручил другу дубовый венок и с этого момента вплоть до конца жизни обещал относиться к нему, как к родному отцу. Сообщив, что золотой венок новому командиру вручать будет лично Памплоний, Гней закончил на этом приятные новости.

Так что, добравшись до своей койки после сытного ужина, Федор заснул опционом. Это была самая стремительная карьера в жизни Чайки. В родной российской армии, чтобы дослужиться до сержанта, он канетелился полтора года. А здесь и пары месяцев не прошло — уже лейтенант. Правда, прежде ему не приходилось каждый день убивать людей, а здесь это стало в порядке вещей. И первое, о чем Федор, пробуждаясь утром, попросил римских богов — избежать отныне и до скончания веков исполнения приказа о децимации. И не прирезать по приказу когда-нибудь, например, Квинта, которого, к его бурной радости, тоже повысили — он стал тессерарием вместо Федора. Узнав об этом, Квинт уже больше и не вспоминал о том, что наградной дубовый венок миновал его голову.

— Городов у луканов немного, особенно таких крупных, как Тарент, — делился информацией Квинт с новым опционом, гордо шествуя спустя сутки во главе изрядно поредевшей манипулы, возвращавшейся по приказу центуриона в базовый лагерь на берегу моря, — они в основном по деревням живут, как и многие. Но в этом-то вся и штука, брат Тертуллий. Чтобы их истребить, нужно долго прочесывать горы и леса. А это трудновато. Так что нам еще повезло, что мы загнали их в крепость и всех скопом уничтожили.