— Бораби?

— Горного индейца. Он нашел нас и спас. Вернул к жизни.

— Почему?

— Не знаю.

— Я долго находился без сознания?

— Неделю, как и все остальные. Мы заразились лихорадкой, которую Бораби называет «биси». Он — целитель, только не такой, как я, а настоящий. Он даже говорит по-английски, только очень смешно. Бораби спас нас от смерти.

Том попытался сесть.

— Тебе еще рано. — Сэлли принудила его лечь. — Выпей вот это. — Она подала ему чашку с горячим настоем. Том проглотил жидкость и почувствовал голод.

— По запаху я могу судить, что готовится деликатес?

— Черепаховый суп а-ля Бораби. Принесу тебе немного. — Сэлли дотронулась ладонью до его щеки, и Том сразу все вспомнил.

Сэлли наклонилась и поцеловала его.

— Нам предстоит еще долгий путь, пока все это кончится. Будем делать шажок за шажком.

Он кивнул. Сэлли принесла ему черепахового супа. Том выпил и крепко уснул. А когда проснулся, головная боль прошла. Он сумел выбраться из гамака и, шатаясь, выйти из хижины. Они находились все на той же прогалине с упавшим гниющим деревом. Только теперь здесь была не сырая чащоба, а светлый, просторный лагерь. Кто-то вырубил папоротники и устлал ими землю так, что получился приятный пружинящий ковер. Две аккуратные хижины были покрыты пальмовыми листьями, вокруг кострища положены бревна, чтобы удобнее было сидеть. Солнечные лучи струились сквозь прореху в кронах деревьев, на фоне голубого неба багровела вершина Серро-Асуль. Сэлли сидела у костра, но, увидев Тома, вскочила на ноги и помогла опуститься на бревно.

— Сколько времени?

— Десять часов утра, — ответила девушка.

— Как Филипп?

— Отдыхает в гамаке. Он все еще слаб, но идет на поправку. Вернон досыпает последнюю стадию болезни. Выпей еще черепахового супа. Бораби сказал, чтобы мы ели как можно больше.

— А где этот таинственный Бораби?

— На охоте.

Том поел. На огне кипела кастрюля, в которой вместе с кусками мяса варились странные овощи и коренья. Покончив с супом, Том пошел во вторую хижину навестить Филиппа. Оттянул вверх дверь из пальмовых листьев, нагнулся и оказался внутри.

Филипп лежал в гамаке и курил. Он все еще выглядел поразительно исхудавшим, но раны начали подсыхать и затягиваться коркой, а глаза больше не казались такими пустыми.

— Рад тебя видеть на ногах, Том.

— Как себя чувствуешь?

— Небольшая трясучка в коленках, а в остальном — бодряком. Ступня подживает, так что через несколько дней смогу ходить.

— Ты видел этого Бораби?

— О да! Странный парнишка. Весь размалеван, диски в ушах, татуировки, всякие финтифлюшки. Сэлли готова его канонизировать, только я сомневаюсь, что он вообще католик.

— Филипп, ты выглядишь как новенький.

— И ты тоже, Том.

Наступило неловкое молчание, которое прервал крик снаружи:

— Привет, братья!

— А вот и Бораби вернулся, — объяснил Филипп.

Том высунулся из хижины и увидел, что к ним через поляну направляется удивительнейший коротышка-индеец. Верхняя часть его туловища была раскрашена красным, вокруг глаз черные круги, на груди по диагонали нарисованы свирепые желтые полосы. Из-под лент на руках торчали перья. Он был нагим, за исключением набедренной повязки. В оттянутых мочках ушей висели тяжелые гирьки, которые мотались при каждом шаге. По животу расходился замысловатый узор шрамов. Зубы к кончикам были сточены. Черные волосы пострижены ровно. Карие глаза такого необыкновенного оттенка, что казались зелеными. Его лицо было на удивление привлекательным. Гладкая кожа отливала, как у изваяния.

Он подошел к костру — низенький, но полный достоинства. В одной руке трубка для выдувания стрел длиной семь футов, в другой — мертвое животное неизвестного вида.

— Брат, я принес мясо, — сказал по-английски Бораби и улыбнулся. Опустил добычу на землю, подошел к Тому, обнял и расцеловал с каждой стороны в шею. Видимо, это было здешнее традиционное индейское приветствие. Затем отступил на шаг и приложил ладонь к груди. — Меня зовут Бораби.

— Я Том.

— А я — Джейн, — заявила Сэлли.

— Джейн? А разве не Сэлли?

— Шучу, — рассмеялась девушка.

— Я, он, она. Мы все братья, — заключил индеец и снова заключил в объятия и расцеловал Тома.

— Спасибо, что спас нам жизнь, — поблагодарил Том. Слова прозвучали блекло, но Бораби как будто остался доволен.

— Благодарю, благодарю. Ты кушать суп?

— Да. Восхитительный.

— Бораби хорошо готовить. Кушать больше.

— Где ты научился говорить по-английски?

— Мама научила.

— Ты хорошо говоришь.

— Я говорить плохо. Учиться у тебя и говорить хорошее.

— Лучше, — поправила его Сэлли.

— Спасибо. Когда-нибудь, брат, я ехать с тобой в Америку. — Тома поразило, что даже здесь, вдали от всякой цивилизации, люди стремятся попасть в Америку.

Бораби посмотрел на Волосатика, который занял свое обычное место в кармане Тома.

— Эта обезьяна плакать и плакать, когда ты болеть. Как ее зовут?

— Волосатик.

— Почему ты ее не кушать, когда голодать?

— Я ее полюбил, — объяснил Том. — Да к тому же какое в ней мясо?

— Почему вы назвали ее Волосатиком? Что значит Волосатик?

— Ничего особенного. Просто кличка для животного, у которого много волос.

— Хорошо. Волосатик. Я знать новое слово. Мне нравится учиться английский.

— Надо говорить: учить английский, — снова поправила Сэлли.

— Спасибочки. Говори, когда я ошибаться.

Индеец протянул обезьянке палец. Та зажала его в крохотной ладошке, посмотрела на Бораби, заверещала и скрылась в кармане Тома. Индеец рассмеялся:

— Волосатик бояться, что я его кушать. Он знает, что мы, тара, любим обезьян. А теперь я варить еду. — Бораби вернулся к тому месту, где оставил добычу, отошел от лагеря, прихватив с собой тушу и кастрюлю, присел на корточки и начал свежевать и разрубать на части животное. Причем в кастрюлю складывал все, включая внутренности и кости.

Том присоединился к Сэлли у костра.

— Не могу взять в толк: что с нами приключилось? Откуда взялся этот Бораби?

— Я знаю не больше тебя. Бораби нашел нас, когда мы умирали под этим стволом, расчистил поляну, соорудил хижины, перенес нас внутрь, кормил и врачевал. Собрал огромное количество трав и даже наловил каких-то странных насекомых. Все это висит в его хижине на перекладинах. Он нас этим лечил. Я первая почувствовала себя лучше. Это произошло два дня назад. Я стала помогать ему готовить и ухаживать за вами. Бораби сказал, что лихорадка вроде бы скоротечная. Слава Богу, не малярия. Он утверждает, что она проходит без осложнений и не дает рецидивов. Если в первые день или два не наступает смерть, человек поправляется. Похоже, именно «биси» убила дона Альфонсо. Бораби объяснил, что у стариков сопротивляемость хуже.