Двусмысленные выходки, к радости публики, позволяли себе и знаменитости. На одном из диспутов Маяковский упорно называл известного литературного критика Ю. Айхенвальда каким-то Коганом. Тот настойчиво поправлял поэта:

– Уважаемый Владимир Владимирович, я не Коган, я Айхенвальд.

Так повторялось несколько раз. Но Маяковский, как водится, и глазом не повел. Через минуту он снова ткнул пальцем в несчастного критика:

– Этот Коган…

Свидетельствует А. Мариенгоф: «Ю. Айхенвальд нервно встал, сказал так громко, как думается, еще никогда в жизни не говорил:

– С вашего позволения, Владимир Владимирович, я Айхенвальд, а не Коган.

В кафе стало тихо. А Владимир Владимирович, слегка скосив на него холодный тяжелый взгляд, раздавливающий человека, ответил с презрением:

– Все вы… Коганы!» (136)

Общественное мнение приписывало евреям участие во всем происходившем в Стране Советов, что порою вызывало и сатирическую реакцию. Так, в журнале «Чудак» встречаем подборку фотопортретов знаменитостей, о которых ходят слухи, что они якобы евреи: Станиславский (Станиславкер), Демьян Бедный (Ефим Придворов – Хаим Бейгоф), Горький (Горькави, Пешкис) и др. Полно шпилек по поводу бытового антисемитизма в книгах Зощенко, Ильфа, Петрова.

В 1933 году в связи с коллективизацией была введена паспортная система для строгого контроля проживания в городах и учета движения населения. Одновременно евреи выделялись в отдельную национальную группу, хотя у них не было своего государственного образования. Позже велением Сталина таковое оперативно создано – Еврейский автономный округ. Современная версия, как мы помним, гласит, что создание ЕАО где-то у черта на куличках – это еще один штрих к портрету злобного антисемита Сталина. Но так ли обстояли дела в реальности? «Отец отмечал, что образование Еврейской автономной области с центром Биробиджан было предпринято Сталиным для усиления пограничного режима на Дальнем Востоке путем создания там своего рода заслона, а совсем не как шаг к созданию еврейского государства. Граница в этих местах нередко нарушалась китайскими и белогвардейскими террористическими группами. Идея Сталина заключалась в том, чтобы поставить преграду на их пути в виде поселений, жители которых настроены враждебно к белоэмигрантам, и особенно к казачеству», – уточняет истинную цель создания сего дивного квазигосударственного образования сын Павла Судоплатова, Андрей (137).

Еврейское влияние во времена Сталина в Политбюро было весьма значительным. Из 11 членов Политбюро были: Л. Каганович – еврей; Л. Берия – еврей на 1/2 (его мать была еврейкой); В. Молотов, А. Андреев, К. Ворошилов имели жен евреек; у Г. Маленкова – муж дочери был еврей, у Н. Хрущева – жена сына была еврейкой, да и первый раз родная дочь Сталина – Светлана – была замужем за евреем. Все это закономерный результат диффузии власти с образованными слоями общества, в которых, как уже отмечалось, евреи после революции играли огромную роль.

Кроме того, родственные и дружеские связи тоже способствовали формированию особой партии, в которой этнический фактор имел значительную роль. М. Пришвин в своем дневнике отмечает факт взаимовыручки приезжих евреев: «2 января. Здоровый мороз. Ко мне приезжали Н.И. Замошкин, А.Б. Руднев и Михаил Георгиевич Розанов (Огнев). Между прочим, конечно, поговорили и о еврейском засилии, что это не крупный еврей-делец, к которому мы давно привыкли, мешает нам, а местечковый, что сила их в организации еврейской самопомощи (то, чего нет у русских)» (138). Действительно, взаимопомощь наблюдалась – по национальному, по родственному признаку, по принципу землячества. Показательна в этом отношении история всей семьи Свердловых.

В своё время (еще в середине XIX века) сестра деда Якова Свердлова, Сруля Свердлова вышла замуж за Фишеля Иегуду, и ее внук Ханох-Енох стал в 1934 году главой НКВД Генрихом Ягодой; он являлся, следовательно, троюродным братом Янкеля (Якова) Свердлова. Как бы подкрепляя семейную связь, Ягода вступил в брак с племянницей Я. Свердлова, Идой – дочерью старшей сестры последнего Сары (Софьи) Свердловой и богатого купца Лейбы (Леонида) Авербаха. А брат Иды, Леопольд Авербах (то есть также племянник Свердлова и двоюродный племянник и, одновременно, шурин – брат жены – Ягоды), стал главой «пролетарских писателей». Высокие посты занимал и младший брат Свердлова, Вениамин.

В 1937–1938 годах все перечисленные родственники Свердлова были репрессированы. Однако «уцелел» его родившийся в 1911 году сын Андрей, который с начала 1930-х годов служил в ОГПУ-НКВД, достиг там звания полковника, и был активным проводником сталинской репрессивной политики. Жена Бухарина Анна Ларина (Лурье; родилась в 1914 году), арестованная в качестве «члена семьи изменника родины», рассказывает, как ее ввели для допроса в кабинет на Лубянке:

– Познакомьтесь, Анна Михайловна, это ваш следователь.

– Как следователь! Это же Андрей Свердлов! – в полном недоумении воскликнула я…» (139). Но близкое знакомство со следователем снисхождения жене врага народа не принесло[67].

В какой-то момент тотальное кумовство начало вызывать раздражение и просто мешать нормальной работе государства. В. Молотов вспоминал: «В 1939 году, когда сняли Литвинова, и я пришел на иностранные дела, Сталин сказал мне: “Убери из наркомата евреев”. Слава богу, что сказал! Дело в том, что евреи составляли там абсолютное большинство в руководстве и среди послов. Это, конечно неправильно. Латыши и евреи… И каждый за собой целый хвост тащил» (140). В 1942 году пропорции закончивших физический факультет МГУ (то есть, поступившие еще до войны) 98 % евреи и 2 % русские. Значит ли это, что русские органически не способны к физике?

Сфера искусства не являлась исключением. Право элиты на кумовство касалось и общественных вкусов: Мариенгоф о Зинаиде Райх: «Тогда, по наивности, я еще воображал: для того, чтобы стать знаменитой актрисой, надо иметь талант, страсть к сцене, где-то чему- то учиться… Мейерхольд вздернул свой сиранодебержераковский нос:

– Талант? Ха! Ерунда!

И ткнул себя пальцем в грудь, что означало: ”Надо иметь мужем Всеволода Мейерхольда! Вот что надо иметь”». (141). Недаром нравы мейерхольдовского театра запечатлели в своей энциклопедии советской жизни Ильф и Петров. «…Мы должны будем репетировать, сидя на койках, а на четырех стульях будет сидеть Николай Константинович со своей женой Густой, которая никакого отношения к нашему коллективу не имеет. Может, мы тоже хотим иметь в поездке своих жен!», – жалуются сотрудники театра «Колумб», срисованного во многом с театра Мейерхольда. И как раз В. Мейерхольд этническим евреем не был – вопрос в пропитавшем всё бытие элиты кумовстве.

И в целом, вряд ли можно было говорить о массовом антисемитизме до войны, а за само слово «жид» даже подразумевалась жесткая уголовная ответственность (нет исследований – сколько обмолвившихся на этот счет сгинули в ГУЛАГе и жалеют ли о них либералы?). Мощный импульс серьёзному всплеску антисемитизма дала начавшаяся Великая Отечественная война. Скрытый антисемитизм крестьян, который четко связывал евреев с ужасами Гражданской войны и коллективизации, вырвался на волю, подстрекаемый нацистской пропагандой. Дочь Чуковского, Лидия, отправлялась в эвакуацию с Анной Ахматовой, отметила характерный случай: «5 ноября 41. Я сказала ей, что сегодня, когда шла к ней через воинский вагон, услышала с верхней полки: