Сегодняшнее пробуждение его было ужасно. Он аж взвыл спросонья — так болела голова. Но не прошло и минуты, как адская боль — о чудо! — разом исчезла. Остались лишь легкое головокружение и терпимая ломота в затылке, как с пересыпу, — это уже вполне можно было терпеть.

А проспал он, как выяснилось позже, добрых десять лет. И не только он: такое же диво случилось и со всеми его знакомыми слугами и стражниками, и вообще со всеми, кто был в замке. Уму непостижимо, но факт остается фактом: на долгое десятилетие замок барона Верда превратился в настоящее сонное царство.

Лукас четко помнил ту злосчастную ночь перед долгим сном. Казалось, это случилось вчера: он и еще десятка полтора отчаянных сорвиголов под предводительством смельчака-капитана Бруса отправились в подвал замка, где накануне было обнаружено гнездо вампиров. Они быстро набрели на ряды зловещих гробов. Один из стражников запоздало вспомнил, что лучший способ уничтожения вампиров — вбить в сердце каждого по осиновому колу. Но на поиски осины в лесу, увы, не оставалось времени, солнце вот-вот должно было зайти, неумолимо приближался час вампиров. Поэтому капитан отдал приказ сжечь их, и Лукас, в руках которого был факел, стал поджигать гробы. Он делал все быстро и четко, ему помогали стражники, подкладывая под гробы ветошь, но, увы, они не успели.

Ближайший к Лукасу гроб запылал — тут же раздался громогласный вой и из него вырвалось пылающее чудище… Что тут началось! Крышки одна за другой стали срываться с гробов и с глухим стуком падать на пол. Вампиры, подобно гигантским кузнечикам, повыскакивали из своих «колыбелей» и со зловещим шипением атаковали незваных гостей.

Оказали им стражники гарнизона достойное сопротивление или вампиры смяли его товарищей в первой же атаке — Лукас не знал. Он не стал смотреть за разгорающимся в подземелье сражением: едва увидев огромные клыки наступающих вампиров, бедняга перепугался до смерти и бросился наутек…

До ведущей наверх спасительной лестницы оставалось совсем чуть-чуть, когда его правая нога наступила на что-то скользкое. Его повело, на бегу он не смог сохранить равновесие и кубарем покатился по мягкому земляному полу. При падении факел вылетел из руки и погас.

Со всех сторон навалилась кошмарная тьма. Страх парализовал Лукаса. Это ужасное оцепенение длилось недолго — вдруг он ощутил резкую боль в основании шеи, а дальше… Дальше он проснулся сегодняшним утром живым и невредимым.

Десятилетний сон обитателей замка, без сомнения, был следствием магических экспериментов их барона — об этом про себя догадывались все в замке, но произнести свои мысли вслух не решался даже отчаянный капитан Брус.

Не успел Лукас проснуться, как его оповестили, что барон Верд уже второй день в замке. И Лукасу, как главному виночерпию барона, пришлось тем же утром прислуживать господину и его гостям за завтраком.

Всегда такой пунктуальный, барон Верд почему-то сегодня позволил себе опоздать. Гости — сын барона Мах со своей невестой Лулой — решили не садиться за стол без хозяина замка. Они ждали, а Верд все не приходил. По истечении получаса пустых ожиданий молодой господин приказал Лукасу поторопить отца.

Лукас подошел к двери кабинета барона, постучал и стал ждать. Прошла минута, другая — разрешения войти не последовало. Он постучал еще раз, громче, и, испугавшись содеянного, как бы оправдываясь, тут же затараторил в закрытую дверь:

— Господин барон, нижайше прошу прощения за беспокойство, я сам бы никогда не осмелился, но, — он сглотнул, — но господин Мах с госпожой Лулой приказали передать, что они уже давно в столовой и с нетерпением ожидают вашего появления.

Из-за двери господского кабинета по-прежнему не раздавалось ни звука. Тогда Лукас решился на отчаянный поступок: со словами: «Господин барон, ну так что же мне передать господину Маху?», он рискнул самовольно приоткрыть дверь кабинета.

И увидел там такое, от чего волосы на голове встали дыбом.

Вопреки всем физическим законам — о которых Лукас, правда, слыхом не слыхивал, но ведь все равно такого быть не может! — барон Верд не сидел за столом, а висел в добрых пяти вершках над его поверхностью. Руки и ноги барона были перекрещены и прижаты к телу, глаза широко распахнуты и устремлены вниз, на лежащую на поверхности стола раскрытую книгу. Губы барона быстро-быстро шевелились и едва слышно что-то нашептывали.

Рассудив, что вся эта магия, невольным свидетелем которой ему пофартило стать, — дело сугубо хозяйское, посему и разбираться с явно околдованным бароном сподручнее будет самому господину Маху, Лукас потянул было за ручку двери, намереваясь отгородиться ею от пугающе непонятного зрелища. Но не тут-то было.

Дверь не только не захлопнулась — напротив, она резко распахнулась, вырвав ручку из его вспотевшей ладони. Убежать несчастный тоже не смог — его ноги налились свинцовой тяжестью и буквально приросли к полу.

И тут же в голове насмерть перепуганного паренька раздалось властное:

«КАК ТЫ ПОСССМЕЛ, ЖАЛКОЕ СССОЗДАНИЕ, НАРУШШШИТЬ МОЕ УЕДИНЕНИЕ! ТРЕПЕЩЩЩИ, НЕСССЧАСССТНЫЙ!»

Ужас был в том, что эту шипящую фразу не мог произнести барон Верд — он ни на секунду не прекращал нашептывать себе под нос какую-то еле слышную белиберду, а в кабинете кроме него больше никого не было; и за спиной Лукаса, в коридоре, тоже не было ни души. А между тем, кто-то ведь на него накричал!

Ополоумев от страха, слуга заверещал:

— Кто здесь?! Господин Верд, что с вами происхо…

Язык у Лукаса вдруг сделался отвратительно неповоротливым, и крик захлебнулся на полуслове.

На вопль Лукаса околдованный барон и ухом не повел — он, как ни в чем не бывало, продолжал что-то шептать себе под нос. Не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой, онемевший Лукас был вынужден прислушаться.

Через полминуты оцепенения в безобидном шепоте барона Верда слуге послышались жутковатые шипящие интонации. И вот странность: хотя змей несчастный виночерпий с детства ненавидел и очень боялся, это, так похожее на змеиное, шипение сейчас его почему-то совсем не испугало, а даже принесло успокоение.

Сковавшее тело оцепенение пропало. Теперь, захоти он сбежать, мог спокойно отступить в коридор и закрыть дверь. Но ему больше не хотелось никуда уходить из этой комнаты. Здесь ему было очень, очень, очень хорошо, спокойно и уютно.

Одновременно во всех трех окнах кабинета засверкали волшебные, яркие, переливчатые радуги, мгновенно преобразившие хмурую, озабоченную физиономию слуги в счастливую и беззаботную улыбку… Уже через секунду гипнотические переливы за окнами заставили молодого человека забыть, зачем он пришел к барону; еще через секунду он напрочь забыл, кто такой барон Верд; а через полминуты забыл и собственное имя.

Все вокруг померкло — остались лишь завораживающие переливы радуги.

В голове околдованного Лукаса вновь зазвучал тот самый, так напугавший его недавно, — и, одновременно, давно — голос. Теперь вместо властных интонаций в нем слышалась лишь отеческая нежность: