в мешок, вытащил несколько монет, спрятал их в карман:

— Надеюсь, в отряде меня будут кормить, а больше мне ничего не надо. Я виноват в том, что нас ограбили. К тому же обещал, что отдам тебе свою долю… Держи, а то обижусь.

Назифа нехотя забрала монеты и тихо сказала:

— Спасибо.

Ур раскрыл свой мешок, полюбовался блеском золота и отошел от стола:

— Наместник, раздай мое золото семьям с детьми. А я с Гришей ухожу в поход. Не знаю, когда вернусь и вернусь ли вообще, но теперь моя душа спокойна. Я знаю, что с моей семьей все хорошо и они в лучшем мире.

Он с благодарностью посмотрел на Гришу, но тот отвел взгляд. Будто чего-то стыдился.

— Хорошо, дружище Ур, я раздам твои деньги нуждающимся семьям и обязательно расскажу им о тебе. О том, какой ты храбрый, добрый и щедрый.

Наместник спустился на первый этаж, и друзья остались одни. Назифа спрятала оба мешка под подушку и легла на кровать, Ур сел за стол и начал подсчитывать сколько порошков ему понадобится в поход, а Гриша подошел к окну. Все молчали. Завтра они поедут в Кабарган, а что будет дальше, никто из них не знал. Тоскливое чувство надвигающейся разлуки накрыло их.

— Гриша, — еле слышно позвала Назифа. — Помнишь, ты предлагал прогуляться под звездами? Я согласна. Давай погуляем сегодня?

Юноша повернулся к ней и с улыбкой ответил:

— Конечно, погуляем. Надеюсь, небо будет ясное и не придется брать с собой факел.

Вскоре наместник позвал их к ужину. Бородач Милн заразительно смеялся, рассказывая о том, как в первый раз увидел троицу:

— Ни за что бы не подумал, что они — охотники на демонов. Один маленький и сутулый, второй молодой и белый, а третья вообще — женщина!

Назифа с такой силой воткнула вилку в кусок мяса, что Милн все понял и притих, старательно отводя взгляд от взбешенной девушки. Хорус встал из-за стола и сказал, что хочет пойти на улицу и подышать воздухом перед сном. Приводить его вызвался Гриша.

— Как же хорошо, что вы не прошли мимо, — в очередной раз сказал Хорус. — Мне здесь так хорошо, что я готов хоть завтра умереть.

— Не надо умирать. Живи долго и смотри, как будет меняться мир в лучшую сторону.

— Смотри? — расхохотался старик. — Ну ты и шутник!

Гриша тяжело вздохнул и поднял взгляд на черное небо с миллионами сверкающих огней.

— Не хочешь поделиться со мной своей горестью?

— О чем ты? — не понял юноша.

— Я слышу и чувствую, что твоя душа не на месте. Знаю, ты хотел попасть домой, но может, тебя еще что-то волнует? Я отличный слушатель для тех, кто хочет быть услышанным.

Гриша обернулся, чтобы удостовериться, что никто не подслушивает, и сказал вполголоса:

— Я не всю правду рассказал о том, что видел, когда меня схватил Пустынный.

Хорус кивнул, чтобы тот продолжал.

— Они притворялись.

— Кто?

— Люди. Это притворные улыбки, они ничего не значат. Их белоснежные зубы и растянутые губы, как маска. На самом деле, им не весело. Они играют в счастье, будто хотят сказать: «Ай-да все к нам! У нас хорошо и весело», но это не так. Демон заманивает людей в тот чудесный мир. В мир — мечту, но лишает их главного — души. Эти люди оторваны от корней, от своей земли, от того святого, что вкладывали в них поколения предков. Они, как бабочки-однодневки, без прошлого и без будущего.

Хорус задумался и принялся чесать заросшую щеку.

— Так ты больше не жалеешь, что избавил город от демона?

— Нет, не жалею…Только еще сильнее захотел домой. Я здесь чужой.

В дверях появилась темная фигура и на улицу вышла Назифа.

— Пойдем гулять? — несмело спросила она.

— Да, пойдем. Только воды Бонапарту дам, — бодро сказал Гриша, наклонился к Хорусу и прошептал. — Спасибо за то, что выслушал. Ты мне очень помог.

Старик кивнул, а юноша вышел за ворота и побежал к соседнему дому, в амбаре которого они поселили Бонапарта.

— Боня, это я, — подал он голос и отпер широкую деревянную дверь. — Как ты, дружок?

Конь подошел и опустил голову на его плечо.

— Соскучился? И я. У моего батюшки кобылка есть, Звездочка. Вы бы с ней отлично смотрелись: ты — черный, она — белая. Прям, как мы с Назифой, только наоборот: я — белый, а она — смуглая. Я и раньше слышал о неграх, но никогда их не видел. Интересно, а какого цвета у нее… Ладно, не будем об этом.

Вдруг конь дико заржал и встал на дыбы.

— Ты чего? — изумленно произнес Гриша, но не успел отскочить и получил копытом по лбу. Последнее, что он видел, это яркие вспышки звезд, которые почему-то стали гораздо ближе.

***

— Ку-ку…ку-ку…ку-ку…

— Кто кукушкой заделался? Вот встану и летать отправлю, — недовольно пробурчал Гриша и открыл глаза.

Прямо перед ним повис яркий белый лик луны. Вдали горели желтые огоньки в окнах домов родной деревеньки.

— Не может быть, — прошептал он и прижал руку ко рту. — Вернулся.

Спину грела теплая печная труба, одного сапога не было, а по двору неспешно шел Василий с охапкой дров.

— Сплю я или нет? Не пойму…Эй, Вася!

Василий остановился, задрал голову и хрипло спросил:

— Чего изволите, Григорий Степанович?

— Долго я на крыше сижу?

— Долгонько. Батюшка с Елизаветой Николаевной за стол ужо сели. Ужинают. Вы бы спустились и тоже порося отведали. Повариха хвасталась новым…как его, — задумался он. — А-а-а, руцептом. И щец вкусный, я пробовал. А пирог с потрошками просто объедение. Сам не пробовал, но пахнет вкусно.

У Гриши от волнения вспыхнули щеки и затрепетало сердце.

«Я дома! Или опять сон?»

Он встал и начал медленно сползать с крыши. Тем временем, Василий скрылся в доме и двор опустел.

— Та-ак, где-то здесь должен быть выступ.

Вдруг снизу раздался щелчок. Гриша обернулся и замер, в ужасе глядя на огромную темную фигуру.

— Пустынный, — еле слышно прошептал он. — В этот раз ты меня не получишь!

Он повернулся к крыше веранды, но следующий шаг пришелся как раз на острый выступ.

— А-а-а-а! — закричал он и кубарем полетел вниз.

Однако вместо жесткого приземления, его мягко поймали и бережно опустили на землю. Гриша медленно повернул голову и увидел над собой широкоплечего кузнеца.

— Филя? Ты?

— Я, барин, — зычным голосом ответил тот. — Осторожнее надо по крышам-то лазить. Не ровен час, упадете и шею сломаете.

— Не каркай!

«Приснилось мне, что ли? Может, не было никакого демона, ни Ура, ни Назифы?»