иронической улыбки: уж больно московский спецприёмник образца 2011 года отличается от тюрьмы-2021). К тому же в камере у меня была отличная компания — многих, как и меня, задержали на митинге. В соседних камерах сидели в основном водители, попавшиеся пьяными за рулём, наркоманы и мелкие хулиганы, но довольно быстро выяснилось, что подавляющее большинство из них меня поддерживает.

Одна из самых неприятных вещей при аресте — ты всё пропускаешь. Где-то кипит жизнь, а ты сидишь в четырёх стенах и даже новости узнаёшь с большим опозданием. За те пятнадцать дней я пропустил много интересного. 10 декабря на Болотной площади в Москве состоялся очередной митинг против фальсификации выборов. Когда мне сказали, что там было сто тысяч человек, я сначала не поверил. Для этого митинга я написал в спецприёмнике письмо — его зачитали со сцены. Однако в следующем митинге, на проспекте Сахарова 24 декабря, я уже принимал участие лично. Это было поразительно: столько людей на протестной акции я не видел никогда в жизни. Вместе со мной на сцене стояла весьма неожиданная компания: там был Борис Немцов, был Алексей Кудрин, бывший министр финансов, и даже «российская Пэрис Хилтон», светская львица Ксения Собчак — дочь бывшего начальника Путина.

Письмо из спецприёмника, зачитанное на митинге на Болотной площади 10 декабря 2011 года

Бороться за свои права — это легко и приятно. И это совсем не страшно. Не верьте глупостям о неизбежных беспорядках, драках с милицией и горящих автомобилях.

Единственное, но самое мощное оружие, нужное нам, есть у каждого — это чувство собственного достоинства.

Просто надо понять, что это чувство нельзя надевать и снимать, как бархатный пиджачок. Оно не включается кнопкой на кухне с друзьями и не выключается стыдливо при разговоре с чиновником, милиционером или членом избирательной комиссии.

Люди с чувством собственного достоинства есть. Их много. Десятки из них лежат сейчас на драных матрасах совсем рядом со мной. И я знаю, что тысячи их стоят сейчас на площади Революции и на Болотной. В Москве и в других городах страны.

Нет никаких репрессий и дубинок. Нет задержаний и арестов на пятнадцать суток. Всё это чушь. Нельзя избить и арестовать сотни тысяч и миллионы. Нас даже не запугали, а просто на какое-то время убедили, что жизнь жаб и крыс, жизнь безмолвных скотов — это единственный способ получить в награду стабильность и экономический рост.

Морок развеивается, и мы видим, что скотское безмолвие стало подарком только кучке жуликов и воров, ставших миллиардерами. Эта кучка и их медийная обслуга продолжают нас убеждать, что фальсификация голосов в пользу их партии жуликов и воров есть необходимое условие наличия в кране горячей воды и дешёвых ипотечных кредитов. Нас кормили этим двенадцать лет. Мы сыты по горло. Настало время сбросить оцепенение.

Мы не скоты и не рабы. У нас есть голос, и у нас есть силы отстаивать его.

Все люди с чувством собственного достоинства должны чувствовать свою солидарность друг с другом. Неважно, где они сейчас: на площадях, на кухнях или в спецприёмниках. Мы чувствуем свою солидарность с вами, и мы знаем, что мы победим. Иначе быть просто не может.

Мы говорим вам:

Один за всех и все за одного!

Глава 13

2012 год задал стандарт моей жизни на много лет вперёд: митинг — арест, митинг — арест, нескончаемый замкнутый круг. Безусловно, это было неприятно, но остановить меня не могло. В Кремле это тоже быстро поняли, поэтому в декабре возбудили против меня сразу четыре новых уголовных дела. Дела были такие: я «украл» лес Кировской области, я «украл» деньги французской компании «Ив Роше», я «украл» сто миллионов рублей у партии СПС и (моё любимое!) я «украл» спиртзавод в Кирове. Теперь мне грозило провести под арестом не несколько дней, а несколько лет. Последние два дела даже до суда не дошли, да и волновали они меня мало — в отличие от первых двух, где, кроме меня, привлекали других невиновных людей. Дело «Ив Роше» вообще было для меня особенным: его фигурантом вместе со мной стал мой младший брат Олег.

Я был готов к тому, что Кремль будет преследовать меня. Юля была к этому готова. Но когда власть из мести пошла по широкому кругу родственников — это действительно было болезненно. Помню, на семейном ужине я попытался сказать что-то ободряющее, а мне ответили: «Не надо, мы всё понимаем». Но невозможно было не говорить.

В 2012 году до судов было ещё далеко, но существовали и другие способы испортить мне жизнь — например, двенадцатичасовые обыски, во время которых забирают всю технику.

Мои уголовные дела — хороший пример того, как устроена судебная система в России. Их просто выдумывают. Обычно это затруднительно объяснить людям, живущим в государствах с правовым режимом: невозможно же просто нафантазировать тридцать томов материалов! Но российским следователям всё по плечу.

Возбуждая против меня дела, Кремль преследовал две цели. Первая — помешать мне заниматься политической деятельностью. Из тюрьмы это вообще непросто, но даже если тебя приговаривают к условному сроку, это тоже сильно усложняет жизнь: если ты осуждён, ты не можешь никуда избираться. Вторая — дискредитировать меня. Важно было придумывать против меня дела, связанные не с политикой, а с банальным мошенничеством: «Ах, он борется с нашей коррупцией? Тогда мы скажем, что он сам коррупционер!»

Я с самого начала решил, что, если против меня возбудят уголовное дело, я буду выкладывать в интернет все документы и материалы об этом. Лучшая защита от вранья — публичность: мне нечего скрывать, и я хочу, чтобы все видели, что дело против меня сфабриковано.

Первый раз мне довелось опробовать этот принцип на деле «Кировлеса».

Это дело — идеальный индикатор степени беспокойства Кремля по поводу моей работы в разные периоды времени. Всё началось с полицейской проверки — это произошло, ещё когда я работал помощником Белых в Кирове. Проверка тогда закончилась ничем, но её возобновили, когда я был в Йеле, через неделю после публикации расследования про «Транснефть». Впрочем, дело и тогда возбуждать не стали: видимо, думали, что я не вернусь. В следующий раз проверку возобновили в феврале 2011 года — через несколько дней после того, как я в эфире на радио назвал «Единую Россию» «партией жуликов и воров». В мае 2011-го проверка переросла в уголовное дело, которое, однако, закрыли за отсутствием состава преступления. В июле 2012 года уже глава Следственного комитета Александр Бастрыкин на выступлении в Петербурге угрожал увольнением следователям, закрывшим дело, и потребовал открыть его снова. Ход делу дали через две недели.

На тот момент мне казалось, что ничего