Нанятые Антипатром преподаватели – два убеленных сединами эллина, боспорец и фракиец – несмотря на неугомонный, непоседливый нрав Митридата, не могли нарадоваться успехам своего ученика. Он поглощал знания, как губка воду. По окончании занятий Митридат мог повторить почти дословно весь урок, чем приводил учителей в неописуемый восторг. Особенно хорошо ему давались языки и история.

– Клянусь Сераписом, это не по правилам! – вскричал Митридат, когда Вартан, вместо того, чтобы ударить мечом, вдруг подставил ему коварную подножку.

Юноша на какой-то миг потерял равновесие, и Вартан Черный с хохотом выбил оружие из его рук.

– Гелийане[245], Дионис! – отсалютовал Вартан клинком и снял шлем. – В бою все средства хороши, чтобы победить врага. Не зевай, иначе будешь нашпигован железом, как каплун на вертеле чесноком.

Митридат, которого в целях безопасности Антипатр представил двору как Диониса, сына старого приятеля из Трапезунта[246], обескураженно покачал головой и, хмурясь, поднял меч.

Он гостил у царя Малой Армении уже второй год. И постепенно дикий горец стал превращаться в немного замкнутого горделивого юношу. Он в совершенстве постиг придворный этикет и приобрел манеры пусть не настолько изысканные, как у родовой арменийской знати, но вполне сносные для того воинственного времени, когда физическая сила и ловкость в обращении с оружием ценились выше, нежели красноречие и воспитанность. Учителям дипломатических дисциплин Митридат-Дионис подчинялся беспрекословно, хотя и не без некоторого внутреннего сопротивления. Его стихией была дикая природа, походы и сражения; о них он узнавал из древних пергаментных свитков. Но голос крови усмирял порывы царевича; он понимал, что стать венценосным не так просто, как кажется, ибо повелевать можно научиться только тогда, когда научишься подчиняться.

Впрочем, сейчас эти мысли вовсе не волновали его меднокудрую голову. Митридата мучил стыд, потому что он заметил в одном из окон дворца прелестное личико. Юная нимфа стояла в окружении подруг и звонко хохотала, судя по всему потешаясь над незадачливым фехтовальщиком. Вспыхнув, как маков цвет, царевич едва не бегом припустил в помещение раздевалки, где находились оружейная комната и термы. За ним, посмеиваясь и посылая воздушные поцелуи придворным красавицам, гордо пошагал и Вартан Черный, все еще не удосужившийся завести себе вторую половину, но слывший среди столичных жеманниц неотразимым покорителем женских сердец.

После бани и массажа, умастившись по эллинскому обычаю золотистым оливковым маслом и одев просторные хитоны, Вартан и Митридат-Дионис отправились трапезничать. Царевич немного нервничал и старался держаться поближе к стенам, чтобы не попасть на глаза юным проказницам, все еще торчащим возле открытых окон. День был ясный, ранняя осень пока не успела позолотить деревья, и ласковое солнце сплавляло небесную лазурь в тончайшие серебристые нити, витающие в чистом прозрачном воздухе драгоценной паутиной.

Но подкрепиться изголодавшимся бойцам так и не удалось: неожиданно на дворцовой башне взревели рога, и среди рабов и слуг начался переполох.

– Эй, постой! – Вартан схватил за рукав поваренка, мчавшегося, словно ветер, – видимо, торопясь сообщить своим товарищам нечто очень интересное и важное.

– Там! – мальчик показал на главные ворота и попытался побыстрее улизнуть; но Вартан держал крепко.

– Что – там? – рассердился начальник царской хилии. – Объясни толком.

– Караван, – с достоинством ответил ему поваренок, кланяясь – видно только теперь узнал знаменитого военачальника. – Очень большой караван. Много воинов и все в панцирях.

– Ладно, дуй дальше, пострел… – миролюбиво шлепнул его пониже спины Вартан. – Кто это может быть? – задумчиво спросил он Митридата, не надеясь на ответ; царевич молча пожал плечами.

Когда они, впопыхах облачившись в воинскую амуницию, поспешили к воротам, на площадь перед дворцом уже въезжали закованные в броню воины. Но копьях, частоколом высившимся над шлемами, пестрели разноцветные значки, сверкающее железо панцирей было покрыто слоем пыли, а уставшие и голодные кони в нетерпении ржали и рвались утолить жажду из огромного фонтана, куда из горных источников по керамическим трубам поступала ледяная вода.

Царь Антипатр уже был здесь, и, улыбаясь, приветствовал всадников. Один из них, в панцире с золотой насечкой, соскочил с коня и преклонил колено перед властелином Малой Армении. Царь подал ему руку, помогая подняться, и обнял.

– Эге, да это Тигран! – воскликнул радостно Вартан Черный. – Дорогой и долгожданный гость. Ахей! – вскричал начальник царской хилии, чтобы привлечь внимание сына царя Великой Армении. – Хайре, Тигран!

– О, Вартан Черный! – обрадовался царевич, пожимая руку военачальнику царя Антипатра. – Наслышан, наслышан про твои подвиги. Я думал, ты до сих пор воюешь с каппадокийцами.

– Слухи, сплетни… – смутился Вартан. – Всего лишь несколько незначительных стычек на границе.

– Не прибедняйся, у меня сведения надежные, – любовно похлопал по литой груди Вартана царевич. – Нам бы такого воителя, как ты… Кого я вижу! – вскричал в радостном изумлении Тигран, заметив скромно стоящего в сторонке Митридата. – Дионис! Дружище, как я счастлив! – они обнялись.

Митридат тоже был рад встрече. Почти одногодки с Тиграном они сдружились очень быстро и были как братья. Оба с горячей кровью, любители охотничьих забав и, втайне от окружающих, даже самых близких, великие мечтатели, Тигран и Митридат сразу поняли, что у них родственные души. Вартан Черный, несмотря на внешнее добродушие, человек замкнутый, втайне завидовал юношам, которые были неразлучны – у начальника царской хилии никогда не водилось друзей, а приятелей он менял так же часто, как и возлюбленных.

В пылу радостного возбуждения никто не заметил, как вслед за воинами личной охраны Тиграна в ворота въехал на тонконогом мидийском скакуне одетый в черное человек с пронзительным взглядом. За ним небольшой кучкой следовали разодетые в пышные персидские одея-ния мужчины; в них без труда можно было узнать купцов. Их караван уже свернул на рыночную площадь, где в предвкушении торгов волновались арменийки. Появление чужеземных караванов для женщин Ани-Камаха было событием немаловажным (чем-то сродни театральным представлениям в Элладе), а тем более персидских, привозивших великолепные ткани на любой вкус: от прозрачных и воздушных, как паутина, до тяжелых златотканных, отсвечивающих перламутром всех цветов и оттенков.

И лишь когда конюхи стали уводить лошадей в конюшни, Вартан обратил внимание на молчаливую группу во главе с их предводителем в черном плаще, из-под которого виднелась дорогая и необычайно прочная кольчуга.

– Кто эти люди? – встревоженно спросил он Тиграна, в этот момент расточавшего любезности придворным матронам и юным прелестницам.