— У меня нет имени, — с трудом проговорила Лачи.

— Действительно! Какое имя может быть у слепой нищенки? — заметил доктор. Он что-то быстро писал в блокноте.

— Вы не правы, господин доктор! — улыбнулся Гуль. — У слепых нищих тоже бывает имя и пристанище, где они обычно проводят ночь.

«Да, ты прав, — подумала Лачи. — Когда-то и у меня было имя, свой дом, куда я мысленно возвращалась каждый день — днем, и ночью, и утром, и вечером. Но теперь для меня наступила бесконечная ночь. Куда я могу пойти? Кого мне звать? В чью дверь постучаться? Доктор! Почему вы скоблите скальпелем мои раны? Вонзите его в мою грудь, чтобы сердце перестало биться».

Доктор вырвал из блокнота листочек и отдал его Гулю.

— Пять рупий! А если она будет приходить на перевязки, то еще семь.

Гуль вынул двенадцать рупий.

— Где ей взять семь рупий? Заплачу все. — Затем, обращаясь к Лачи, добавил: — Каждый день приходи на перевязку.

— Хорошо!

Гуль помог ей выйти на улицу.

— Где ты живешь? Я отведу тебя.

— Нет, я пойду сама.

Он помолчал, потом снова спросил:

— Где ты ночуешь?

— Там, где меня застанет ночь, господин! Вы уже много сделали для меня. Идите, идите домой! — голос ее срывался. Гуль пристально смотрел на нее, потом медленно повернулся и ушел, понурив голову.

Он уходит! Он уходит! Он уходит!! Он уходит!!! Больше ты его никогда не встретишь, ты его никогда не увидишь! Не сможешь обнять его. Умрешь с мыслями о нем, а он ничего не будет знать. Она, спотыкаясь, побежала на звук шагов Гуля, схватила его обеими руками, спрятала голову на его груди.

— Гуль! Гуль!! Гуль!!! Ты не узнаешь меня? Я — Лачи!

Наступила ночь, ночь встречи. Как ужасна и страшна она была для одного и какой радостной для другой. Это была обычная для Бомбея ночь, полная ароматов. Но как по-разному чувствовали они себя. Лачи спокойно уснула на плече Гуля, а он думал о том, как две ночи могут слиться в одной. Одна — темная, черная, зловещая. А другая полна чистых чувств, невинная и непорочная. Улыбающийся Млечный Путь, лунный свет, словно спокойно текущая река, и звезды, расцветающие, как цветы. Раскрываются объятия любви. Кто-то спокойно дышит, вверив себя кому-то. Эти ночи отличались одна от другой, как добродетель и зло…

Лачи спала крепко, спокойно. В темноте ее лицо, заклеенное крестовидными наклейками, было похоже на кладбище. Гуль встал и вышел на веранду.

Тихая, молчаливая, темная ночь — ни луны, ни звездочки. Черные тучи окутали весь небосвод. Гуль поднял глаза к небу, но он не ждал помощи от него. Он пытался найти в своем сердце хотя бы отблеск любви к Лачи, но напрасно. Любовь прошла, на сердце была пустота. Он пытался убедить свое сердце, что это прежняя Лачи, но напрасно.

Это была не та Лачи, которую он любил, из-за которой он бросил вызов всему миру и прошел через все испытания. Лачи была сейчас в его объятиях, но он не мог ласкать ее, прижать к груди. Куда исчезло огромное чувство, заставлявшее громко стучать его сердце? Кругом лед, только лед. Все чувства остыли, обратились в прах, хотя это и была прежняя Лачи с ее высокими чувствами, глубокой преданностью. Она встретила Гуля и была счастлива так, будто получила все радости жизни. А он сам словно стоит среди мрачной пустыни и зовет, пытается вернуть свое чувство. Любовь не откликнулась на его зов.

Темная ночь! Остывшие чувства! Полное разочарование!

Гуль стоял в отчаянии, сжимая руками голову. В сердце нет и следа теплого чувства к Лачи.

Через семь дней доктор снял повязки. Еще дня через два-три Лачи уже могла ходить.

— Лачи! Я получил работу в Пуне. Мне придется поехать туда, — как-то раз обратился к ней Гуль.

— Я поеду с тобой, — обрадовалась она.

— Да, конечно! Но прежде я съезжу один, подыщу домик для тебя. Нужно же будет где-то жить.

— О, у меня будет дом! — радостно прижимая руки к груди, сказала Лачи. Потом лицо ее стало печальным. — А сколько дней ты пробудешь там?

— Около месяца.

— Целый месяц?! И я здесь буду одна? — испуганно спросила она. — Как же я смогу прожить без тебя так долго?

— Ну что ты? Ведь только один месяц. Я приеду за тобой, может быть, даже раньше. Можно было бы взять тебя и сейчас, но где ты будешь жить? А здесь у тебя есть комнатка. Я попрошу, чтобы тебе помогали, и буду каждую неделю писать тебе.

Лачи согласилась. Гуль распрощался и оставил ей пятьдесят рупий. Лачи была довольна.

Прошла неделя, вторая, третья… Писем от Гуля не было. Почтальон каждый день проходил мимо окон Лачи. Она уже поджидала и спрашивала, нет ли ей письма. Он отвечал отрицательно, и все-таки она каждый день повторяла свой вопрос. Недели шли одна за другой. Не было ни Гуля, ни писем. Лачи бережливо тратила оставленные деньги, но через два месяца и им пришел конец. Несколько дней она брала рис и овощи в долг, но вскоре ей перестали доверять. Уже три дня Лачи ничего не ела. Люди смеялись, а некоторые говорили ей вслед: «Слепая дура! Ждет Гуля. Как же, приедет он, обязательно приедет! Где ему найти девушку красивее ее?» Лачи слышала это, но молчала. Она верила Гулю. Правда, иногда в сердце ее закрадывалось сомнение, но она гнала его прочь и убеждала себя, что Гуль приедет, обязательно приедет. По-видимому, что-то случилось. Или он заболел, или не нашел работу. Конечно, ему следовало написать ей хоть пару строк. Нехорошо, что он так долго молчит.

Ровно через два месяца и десять дней почтальон остановился у дверей Лачи. В последние дни она уже не поджидала его у окна, молча лежала в углу и пристально, не мигая, смотрела своими невидящими глазами в небо.

— Лачи! Тебе денежный перевод! — громко крикнул почтальон.

Она замерла, потом бросилась к двери.

— Перевод от Гуля?

— Да! На тридцать рупий.

— Откуда?

— Из Пуны.

— А что он еще пишет?

— Больше ничего.

— Посмотрите внизу, там, где место для письма. Он обязательно написал что-нибудь мне. Когда он приедет? Или он вызывает меня туда? Гуль должен был написать что-нибудь. Господин Субхан! Посмотрите внимательнее.

Почтальон внимательно осмотрел бумажку со всех сторон.

— Нет, Лачи, здесь ничего не написано!

Лачи замолчала. Потом прерывающимся голосом спросила:

— А адрес Гуля указан на переводе?

— Станция Пуна, до востребования.

— А что значит «до востребования»?

— Так пишут, когда у людей нет адреса или они не хотят сообщать его.

Лачи молчала. Сердце ее билось так сильно, что казалось, вот-вот выскочит из груди. Руки и ноги дрожали. С трудом овладев собой, она сказала: