Ближе к сумеркам толпа вышла на большой открытый луг, где уже разместились на ночевку несколько таких же компаний. Местные крестьяне подносили свиней, а путешественники этих свиней весело жарили на медленном огне. Появились полные вином бурдюки — тоже подарки от местных, которые всеми силами старались угодить путникам, лишь бы те не отправились мародерствовать. Путники ели, пили, веселились, а местные крестьяне бесшумно исчезали в темноте, хотя некоторые из них оборачивались и бросали завистливые взгляды на чужое веселье. Мэт на глаз определил: еще два дня, и эти сами зашагают по дороге.

На такой дикой оргии Мэт присутствовал впервые, хотя однажды побывал в Марди Гра в Новом Орлеане. Царила праздничная атмосфера, запреты полетели по ветру вместе с отдельными предметами туалета. К своему ужасу, Мэт заметил, что некоторые парочки укладываются на траву, не испытывая ни малейшей потребности спрятаться, укрыться от посторонних глаз, — нет, мужчины и женщины хихикали, опускали грубые шутки и раздевались у всех на глазах.

Но еще больший шок у Мэта вызвало то, что сам он в ужасе от этого. Неужели в нем еще жив пуританский дух? Или он просто романтик, придерживавшийся устаревшего убеждения, что секс должен быть каким-то образом связан с любовью? Нет, он не считал, что любовь надо скрывать, но думал, что сам акт любви требует интимности и ни в коем случае не должен иметь публичный характер. Если же он имеет такой характер, то какая уж тут интимность...

И надо думать, Мэт не так уж и ошибался. Он заметил, как одна юная девушка рыдает на плече у другой, а та ведет ее подальше от людей. Лицо той, которая не плакала, отражало гнев и сострадание одновременно.

— Прошлой ночью он мне говорил, что любит меня! — всхлипывала девушка. — И вот на тебе, уже милуется с той потаскушкой, что появилась только сегодня!

— Ну-ну, Люсия, успокойся. Может, он просто выпил лишнего.

Однако, обернувшись, девушка одарила того, о ком шла речь, таким взглядом, что стало ясно: она ни на секунду не верила в свои слова.

— Но он первый, кому я отдалась! Он говорил мне, что любит меня!

К счастью для Мэта, девушки удалились, и он перестал слышать их разговор — к счастью, потому что у него уже сердце разрывалось от жалости к бедняжке Люсии. Ее мечты уже разрушены, а прошло-то всего день-два. Может быть, ей теперь лучше вернуться домой?

Но как она могла вернуться? Нет, она не могла! Здесь, в этом мире, в такие времена она могла вернуться только с мужчиной, которому отдалась, с которым была в постели, если клочок травы можно считать постелью. Мэт поискал глазами Паскаля, решив напомнить тому, что надо оставаться в рамках приличий, но Паскаля поблизости не оказалось. Мэт испугался, потом испугался еще сильнее, увидев своего спутника в компании двух девиц. Паскаль пил вино и смеялся. Одна из девиц гладила его руку, а вторая строила ему глазки. И это Паскаль? Простак Паскаль? Мэт решил, что что-то тут есть еще, помимо секса в чистом виде. Конечно, он мог быть и несправедлив — вероятно, Паскаль был привлекателен для женщин чем-то таким, чего Мэт не замечал. Не мог же он в конце концов посмотреть на товарища глазами женщины!

Люди постарше поглядывали на молодых понимающе, а потом понимающе обменивались взглядами со своими сверстниками, а потом понимание сменялось похотью. Они целовались, решали, что им это нравится, и целовались снова — дольше и более страстно. Изуродованные тяжким трудом руки принимались развязывать узлы и расстегивать пуговицы, однако все-таки те, что были постарше, искали хоть какое-нибудь укрытие, хотя бы кустик, чтобы за ним раздеться. Самообман? Или нежелание выставлять напоказ ставшую неприглядной плоть? Мэт заметил, как одна из взрослых женщин уводит в сторонку молодую девушку — только на сей раз плакали обе. Фамильного сходства Мэт в их лицах не уловил. Он понял, что тут разбиваются сердца не только у юных простушек.

И как оказалось, не только у особ женского пола. Мэт увидел юношу, который сидел, прислонившись спиной к бочонку, и тупо глядел в кружку.

— Я ей сказал, что люблю ее, — пьяно бормотал парень. — За что она так со мной? За что она меня обманула, а потом сбежала к тому здоровенному верзиле?

— Ну, хотя бы прошлой ночью она была с тобой, — утешал парня его дружок.

— Ага, и я думал, она меня любит! Ведь день я ее хотел, весь день сгорал от любви! А она расхохоталась, посмеялась надо мной и ушла с этим типом!

— Да плюнь ты на нее! — воскликнул дружок и хлопнул парня по спине. — Разве тут мало девиц, которые готовы пойти с тобой? Переспи с другой и поймешь, что та для тебя тьфу, да и только!

Парень с разбитым сердцем глянул на дружка внезапно засверкавшими глазами и спросил:

— А ведь и правда, стоит отомстить ей как следует, а?

Оба встали и, покачиваясь, побрели туда, где было побольше народа, а Мэт провожал их взглядом, чувствуя, как кровь леденеет у него в жилах. Ну, хорошо, парень забудет о своем горе с другой девушкой, но той-то будет каково?

«Слишком много заботишься о других», — сказал себе Мэт, однако не пожелал себя слушать.

Теперь, разглядывая людей на лугу и памятуя о двух ненароком подслушанных разговорах, Мэт замечал признаки похмелья: хриплый, горький смех, решимость и отчаяние, с которым молодежь заставляла себя развлекаться. Девушки тратили себя, не щадя, парни напоминали охотников за скальпами — и все пытались убедить себя, что занятия любовью ничего для них не значат. «Радость не должна требовать таких усилий», — подумал Мэт. Он вспомнил себя в таком же состоянии — в то время, когда оборвался его первый серьезный роман. Удар был силен, и его потом долго швыряло в стороны, при этом он рикошетом отлетал от стен. При воспоминании о том, скольких людей он тогда обидел, Мэт поежился. Так что, какую бы боль ни причинила ему Алисанда, он эту боль более чем заслужил... Но ей он никогда бы такой боли не причинил. Никогда. Мэт подумал о Паскале. Каков он будет с утра? И что случится с ним завтрашней ночью?

— Бери кружку, дружок! — Толстуха лет на десять старше Мэта сунула ему кружку пива с шапкой пены. — Разве не хочешь повеселиться? — И она одарила Мэта взглядом, не оставившим сомнения в том, какое веселье она подразумевает.

— Вот спасибо! — наигранно весело поблагодарил ее Мэт и взял кружку. — Но прежде чем повеселиться, я должен сам кого-нибудь повеселить, ведь я же менестрель как-никак. Мое дело — песни петь!

Он выпил пиво, отдал толстухе кружку и ударил по струнам лютни. В конце концов она же не сможет приставать к нему, если у него будут заняты руки.

— А может, музычку на потом отложим? — надула губы толстуха.

На самом деле она была еще очень и очень привлекательной женщиной. Мэт гадал, глядя на нее, почему она пустилась во все тяжкие: может, боялась, что скоро увянет, и потому торопилась пустить в ход свои прелести? Усмехаясь толстухе, Мэт взял несколько аккордов, стараясь не забывать, что стихи творят чудеса, и пытаясь припомнить песню, которая в этой связи произвела бы наименее разрушительные последствия.