— Спасибо, корешок, выручил! Правильно ты сказал — у нас человек человеку завсегда друг. Молодец, что не забоялся эту тощую, она всегда по троллейбусам ходит — зверь-баба!

«Что на меня нашло? — уныло думал Сергей, пока плелся от остановки до родного подъезда. — Разыграл зачем-то глупый спектакль с этими контролершами. Идиотское мальчишество, достойное разве что рыжего стажера Володи».

Услышав громкий стук хлопнувшей в прихожей двери, из своих комнат выглянули сестра и невестка.

— Сережа! — произнесли они в один голос, и по трагическому выражению их лиц Сергею стало ясно, что им все уже известно.

— Извиняюсь, что побеспокоил, — с вежливым ехидством в голосе сказал он. — Петр, конечно, уже все вам сообщил, так что я жду реплик.

Обе уставились на него, широко раскрыв глаза, потом Злата Евгеньевна с трудом разомкнула губы:

— Петя? — рассеяно переспросила она.

— Петя, твой возлюбленный супруг. Он рассказал во всех подробностях, как целый час развлекался, выбивая из меня пыль палкой? Так что, прекрасные дамы, готовьтесь — скоро к вам нагрянут аспиранты в масках и будут брать вашу кровь. Не надо на меня так смотреть, я еще не покойник.

— Сережа, — вновь сказала Ада Эрнестовна и неожиданно заплакала.

Сергей не мог вспомнить, когда ему в последний раз приходилось видеть старшую сестру плачущей, поэтому у него в первый момент чуть челюсть не отвалилась от изумления, но он быстро пришел в себя и, бросившись к ней, обнял за плечи, чмокнул в плачущий глаз.

— Бог мой, Адонька, зачем столько страданий из-за какого-то сыра? Успокойся, мы все останемся живы.

В ответ она еще сильней затряслась, замотала головой и вцепилась ему в плечи.

— Я ее только что успокоила, — тихо пояснила ему Злата Евгеньевна. — Пришла с дежурства, а Ада стоит посреди прихожей и вся трясется — ей только что позвонили.

— Я бежала, — всхлипывая и вздрагивая, сказала сестра, — возвращалась с экзаменов, на лестнице слышу — телефон звонит. Успела — взяла трубку, а это…

— Знаю — это был Петя, который рассказал про отравленный сыр. Прости, сестричка, что так вышло — я кругом виноват, но, если честно, не думал, что ты так распсихуешься.

«Интересно, какими же красками Петька обрисовал мое преступление, что Адонька пришла в такое неистовство?»

— Сказали, что звонят из Нафталана, — голос Ады Эрнестовны сорвался, но она все же выговорила страшные слова: — Они… они сказали, что ты погиб в автокатастрофе.

Злата Евгеньевна строго произнесла:

— Успокойся сейчас же, Ада, что ты с собой делаешь! — она посмотрела на Сергея и горестно вздохнула: — Нет, какие же бывают люди! В нашу больницу два раза пациентов с инфарктами привозили из-за таких случаев — какие-нибудь негодяи подшутят по телефону, а человек может на месте умереть.

— Ах, сволочи! — разозлившись, он высвободился из рук Ады Эрнестовны и угрожающе потряс кулаками. — Вовремя куда надо не сообщают, а… Им же передали, что я остался жив! А ты, Адонька, могла бы сообразить, что я в уже в Ленинграде, а Нафталан остался далеко позади.

— У меня все в голове сразу перепуталось, — жалобно пролепетала она, — я вообще перестала соображать.

Невестка, пристально глядя на него, тихо спросила:

— Так это не шутка? Что-то действительно произошло?

Сергей махнул рукой и решил ничего не скрывать — все равно уже знают.

— Наш автобус столкнулся с грузовиком, нас уцелело пять человек. Сначала я думал, что вы уже в курсе, специально попросил знакомого дать телеграмму из Тбилиси, что я жив и здоров. Потом понял, что вам никто ни о чем даже и не думал сообщать. Я тогда тоже решил не распространяться — к чему лишний раз дергать ваши деликатные нервы.

Злата Евгеньевна медленно провела рукой по лицу, которое стало белым, как мел.

— Что ж, спасибо за заботу, — иронически произнесла она хорошо знакомым ему с детства ледяным тоном, который у проштрафившегося маленького Сережи обычно вызвал ощущение мурашек, бегающих по коже, — но в подобных случаях тебе лучше ничего не скрывать. Ты видишь, Сереженька, какая может быть реакция, когда мы случайно узнаем обо всем стороной. Ада пойдем на кухню, я накапаю тебе еще валерьянки.

— Правильно, я осел по своей природе, — кротко согласился он. — Видишь, сколько бы ты не трудилась над моим воспитанием, а все без толку.

Не ответив, Злата Евгеньевна обняла за плечи золовку и увела ее на кухню. Сергей, вздохнув, почесал затылок и прошел в свою комнату. Там он сел за стол, разложил перед собой в два ряда фотографии и, задумчиво уставившись на причудливо расположенные штрихи и черточки, начал думать. Верхний ряд — классические снимки истиной corynebacterium diphtheriae, нижний — окрашенные мертвые бактерии, загадочная палочка из села Рустэма Гаджиева.

«Морфологическое сходство несомненно, Петя тоже сразу отметил три биовара. Те же перекрещивающиеся палочки, напоминающие иероглифы. И все же в рисунке этих „иероглифов“ есть нечто необычное. Да и в самом их расположении — они похожи… Что же они мне так сильно напоминают?»

В дверь постучали, и в комнату вошла заплаканная Ада Эрнестовна. Она уже успокоилась, но лицо ее еще не отошло — глаза распухли, а покрасневший носик время от времени непроизвольно пошмыгивал.

— Сережа, забыла тебе сказать, что вчера из Москвы звонила девушка Наташа. Вечером ты пришел поздно, и я уже легла спать, а утром забегалась, и совсем из головы вылетело.

Возможно, так и было. Однако, вполне вероятно, что в первоначальные намерения Ады Эрнестовны вообще не входило сообщать брату о звонке Наташи, но недавнее потрясение по какой-то причине заставило ее коренным образом пересмотреть свои взгляды на жизнь. Самому же Сергею оставалось лишь досадовать на самого себя. Хорош жених — сделал девушке предложение, а потом почти на две недели начисто забыл о ее существовании.

— Она попросила что-нибудь передать? — с легким смущением спросил он.

— Нет, она просто хотела с тобой поговорить, но я… гм… я сказала, что ты придешь поздно, а после девяти вечера к нам звонить нельзя. Поэтому она больше не звонила.

— Ничего страшного — я сам к ней позвоню. Не переживай, Адонька.

— Да нет, я… Сережа, а ты действительно… ты и вправду собираешься на ней жениться?

— Собираюсь, я же тебе сказал.

— Тогда, — она смущенно отвела глаза, — ей, наверное, лучше будет переехать в Ленинград. У нас ведь большая квартира, а когда родится ребенок, то я смогу с ним гулять в сквере. Можно убрать перегородку между твоей комнатой и кабинетом, а потом… Чего ты смеешься?

— Ничего, — весело ответил он, — я просто представил, как ты несешься по аллее с коляской, а следом за тобой бегут твои студенты с зачетками и просят принять у них экзамен.

Ада Эрнестовна улыбнулась, и распухшее лицо ее слегка оживилось, а взгляд уже начал принимать свое обычное принципиальное выражение.