— Ан-Леонидна!

В классе раздался хохот. Я обернулась на доску.

Вспотевший Гриша оттирал пиджак от мела испачканной мелом рукой. Чем больше оттирал, тем больше пачкался. И все смеялись. Стоявшая рядом Настя хотела помочь, стала чистить Гришу губкой. А все хохотали. Я же прочитала, что написали дети. И тоже стала смеяться.

Все девочки перечислили три одинаковых имени, в разном порядке: «Наташа, Алеша, Катя», Гриша написал только одно — Имхотеп.

— Присаживайтесь на места. Гриша, Имхотеп — это египетский фараон. Фамилия героя романа — Ихменев, он русский человек. Две Насти и Даша, я даже не буду спрашивать, кто из вас знал три имени героев, и кто у кого списал. И не буду вас спрашивать, чего хотели и о чем страдали эти герои. Говорить на тему мыльная ли опера роман Достоевского можно, как я понимаю, с одним Тамариным, который… — я вопросительно посмотрела на мальчика, — читал роман? Или нет?

Тамарин неожиданно встал. Вот что значит увидеть в обормоте человека, но проявить это так, чтобы он не счел себя сильнее и не стал хамить еще больше.

— Или нет, — сказал он. — Краткое содержание до конца еле дочитал. И сделал соответствующий вывод. Мыльная опера. Он ее любил. Но любил еще одну, они обе любили его, потому что он был слабый и похож на ребенка. Бред какой-то. И еще какие-то там шаловливые старички…

— Поставила бы тебе сегодня, Тамарин, пятерку за активное участие в уроке, если бы ты не был так циничен. За цинизм не могу, извини.

Не уверена, что Тамарину нужна моя пятерка по литературе. Если снова не начнут учитывать общую успеваемость при поступлении в институт, чего так боятся многие, то мой предмет для некоторых — лишний. Как и масса других предметов. Его не нужно знать, его нужно сдать — это совершенно разные вещи. При нынешней системе аттестации два-три последних года в школе дети не учатся, они готовятся к механизированной проверке знаний. Для успешной сдачи тестов нужны не знания, не глубокое понимание предмета и уж точно не творческий подход, а навыки прохождения формальных тестов. Придумало это общество бухгалтеров, экономистов и маркетологов, общество, в котором науке и культуре отводится последнее место. А первое — материальному потреблению, бездумному, безудержному, бессмысленному.

— Так, пока роман не прочитали, обсудим хотя бы, что такое мыльная опера и почему Тамарин с таким презрением о ней говорит. А читать роман придется.

Действительно, они же многое делают по принуждению, практически всё. Так если учитель биологии находит способы принуждать детей изучать совершенно ненужные для неспециалистов подробности строения и функционирования организмов насекомых, то почему бы мне не изловчиться и не придумать, как в сжатые сроки, когда и меня поджимает программа, заставить детей прочитать не самый увлекательный роман Достоевского? Или не заставлять? Всё, время Достоевского прошло? Никто и никогда уже не будет вдумываться в хитросплетения судеб его героев, у многих из которых больная психика, странное поведение, изломанная судьба… Ну даже если и так. Пусть это начнется не с моего класса.

— Давайте так. К следующему уроку роман прочитать всем. В Интернете он есть, полностью, без сокращений. Вы получите пятнадцать вопросов, на которые не сможете ответить, не прочитав его. Краткое содержание не поможет. Внимание — можно будет пользоваться книгой.

— А сколько будет вариантов? — тут же вскинулась Семенова.

Я оглядела класс. Что-то их мало. Прогуливают? Надо как-то и за этим следить.

— Семь вариантов. А что вас так мало? Эпидемия в классе?

— Баранов во Франции, проветривается, Саша с родителями катается на лыжах в Австрии, Наташка утром была… — охотно начала Чичерина.

— Чичерина стучит… — продолжила Вероника, весь урок молча наблюдавшая за нашим очередным поединком с Тамариным.

— А что, я правду сказала, Ан-Леонидна же спросила!

— Чичерина, застегнись уже наконец! — попросила я.

Девочка глупо засмеялась и посмотрела на Егора. Егор вздохнул и покрутил головой. Роман у них? Или нет? Просто красивый мальчик, нравится всем, Чичерина, может быть, и влюблена. Самое время сейчас. Так все зудит, наливается соками, растет, крепнет, так мучительно интересно, так хочется испытать все поскорее…

— Там много любви в романе, кстати. Разной, правильной, неправильной, несчастной, непонятной…

— Я же говорил — мыльн… — завелся было Тамарин, но под моим взглядом осекся.

— Ты достал! — повернулась к нему Вероника. — Кроме тебя, в классе еще есть люди! Переходи на самостоятельное обучение и бухти один на один с учителем! Невозможно больше тебя слушать!

— Что тебя прорвало-то? — удивился Тамарин. — Сидела-сидела…

— Да потому что достал, правда! Мне нужна литература, и мне интересно. Тебе неинтересно — сиди, заткнись! Весь урок ерунду какую-то выясняем!

Я обратила внимание, что Тамарин как будто совсем не обиделся на грубоватый тон Вероники. Они обижаются на другое? «Заткнись» — нормальное слово в обиходе, это мне обидно от такого слова — им нет? Или просто Тамарину нравится Вероника? Тогда тем более должно быть обидно. Сумею ли я когда-нибудь разобраться во всех сложностях взаимоотношений этих детей? Должна ли разбираться? А как иначе? Наверно, можно и иначе. Можно не лезть. Преподавать честно свой предмет. Но меня интересуют эти дети, их мир, интересует каждый. Возможно, потому что я работаю в школе второй месяц.

— Давайте так. Следующий урок у нас в пятницу. Тот, кто не отвечает за себя, кто думает, что не сможет взять себя в руки и прочитать роман дома, приходите после шестого урока, сегодня, завтра и послезавтра. У меня тут народ будет из других классов пересдавать и переписывать колы и двойки, но вы можете сесть на задние парты с книгой или планшетом, у кого нет романа, я дам, и читать. Ясно?

Дети довольно спокойно кивали и соглашались. Все так просто? Надо заставить любым путем, даже насильно? К каким элементарным выводам я прихожу после полутора месяцев работы в школе! Поделюсь с Розой, наверно, посмеется надо мной. Она это усвоила лет двадцать назад.

В пятый коррекционный я, как обычно, шла с удовольствием. Этот класс компенсировал мне все неприятности, доставляемые другими учениками. Здесь не оказалось ни одного Будковского, Громовского, Тамарина. Чичерины и Семеновы и другие «Лолиты», возможно, еще не подросли. Здесь вообще три девочки. Одна вполне спокойная, даже временами заторможенная, вторая — еще спокойнее и третья, которая всё время болеет и учится практически дома. Мальчики же разные, но не нашлось пока хулиганистого лидера. Я присмотрела двоих, которые могли бы стать Будковскими, но что-то их сдерживало. Один был слишком положительным, ему и хотелось шалить без остановки, он мог не выдержать долгого урока, побежать вдруг по классу, представляя, что он сверхзвуковой истребитель, но достаточно было его поймать в полете и пожурить, и он успокаивался. Второй, Ваня, на вид старше всех, действовал по вдохновению. То вдруг был активным, всё переспрашивал, интересовался, то спал с открытыми глазами весь урок.