Зато отец парня оказался более хватким на житейском, бытовом уровне. И видимо, догадался или вспомнил, что третий раз могут и не пригласить за стол. Всему есть пределы, тем более гостеприимству. Поэтому крякнул:

– Благодарствуем! – И уселся за стол. Правда, стул вначале ощупал руками на прочность и на осязаемость. Потом выдохнул: – Водки!

Пока ему наливали, уселся и Сергей, по батюшке Андреевич. Его глаза чуть не окосели, пытаясь рассмотреть обилие блюд, разнообразие этикеток на бутылках и красоту улыбающейся ему девушки. Заметив, что отцу наливают из фирменной бутылки с надписью «Белуга», он хрипло выдохнул:

– Тоже водки.

Далгет протянул свой бокал, чокнулся с протянутыми ему навстречу высокими «царскими» рюмками и не стал витийствовать с длинным тостом:

– За знакомство!

Выпили. После чего гости, как вполне здоровые, нормальные, да еще и проголодавшиеся мужики, набросились на закуску. Глядя на них, и Печенег ощутил прилив непомерного аппетита. Отдал мысленный приказ, тоже получив рюмку с водкой. Повторили под тост:

– За окружающие нас красоты!

А к третьей рюмке горячительного подали и горячее, накладывая его в тарелки по мере готовки. И только уже после пятой порции спиртного чуть расслабившиеся и наконец-то окончательно поверившие в происходящее Крапивины дали выход своей жгучей любознательности:

– Далгет! А как это вы тут вот… – парень взмахнул ладонями по сторонам, – смогли организовать?.. И доставить?

– Легко. Долго ли умеючи? – отмахнулся хозяин застолья, сам начиная выяснять его интересующие детали: – Но вы-то почему здесь? Неужели ничего о Тауламп не слыхали?

– Как не слыхать! – тяжко вздохнул Андрей Миронович, отставляя вилку в сторону. – Беда-то какая! Всему миру конец приходит.

– А что ж вы не готовитесь? Не прячетесь?

– Разве от этого спрячешься? Вон папуасам в джунглях ничего не помогло. Да и колумбийцев горы не спасли.

– И все-таки? – настаивал Печенег. – К чему напрасно тела терзать? Да сюда карабкаться?

Младший скалолаз молчал, с напряжением разглядывая то убранство стола, то самого Кюдена. А его отец, окинув взглядом раскинувшиеся вокруг горы, негромко заговорил:

– А что тело? Тело бренно… И когда такие времена наступают, самое время о душе подумать. Ее порадовать. Ее насытить чем-то большим и величественным. Окунуть ее в океан благости, мира и покоя, дать прикоснуться к вечной Вселенной… А где эта вечность чище всего? Где она не испорчена человеком? Да только здесь… Или в подобных местах. Я-то здесь бывал, а вот сыну – не пришлось. Поэтому решили, что побывать вместе надо обязательно.

Короткая пауза, и новый вопрос:

– Верующие?

– В каком смысле? – уточнил Крапивин-старший.

– Ну, там, в Христа, в Бога?..

– Еще чего не хватало! – криво улыбнулся Андрей Миронович. – Кормить всяких ублюдков, которые на простаках жируют? Ха! В нашем роду такого никогда не водилось, хоть и приходилось порой при попах помалкивать, чтобы до кровавой драки не дошло. А вот в природу-матушку да в род людской – верим. И до конца верить будем. Хотя люди, в своем большинстве, давненько вырождаться стали.

– Только они? – хозяин застолья решил, что имеет право на любые вопросы. – А вы сами? – И старший из гостей считал это вполне справедливым, отвечая откровенно, как на духу:

– К огромному сожалению… Мы тоже выродились духовно и морально. Мы тоже стали безмолвными трусами, которые помалкивают в тряпочку или шепчут: «…моя хата с краю». Лишь бы не тронули. Лишь бы мимо прошли наши вороги, которые потом же нас к беде и приговаривают. Правда, трусы чаще выживают. Вот и мы выжили, пока… В отличие от тех, кто не боялся, кто вставал, кто брал в руки оружие и уничтожал любую сволочь. Но их всегда было меньше… И они погибали первыми, не оставляя после себя сильных наследников… А мы вот, – Крапивин опять обвел горизонт взглядом, – только и можем, что лечить душу в таких местах да утешаться красотою вселенской…

Минут пять посидели в полном молчании, потом так же молча выпили, не глядя друг на друга. Уже без прежнего аппетита, но все-таки бодро набросились на очередные порции горячего. Да и не есть подобную роскошь, еще и в таком месте, было бы святотатством.

Девочки тем временем закончили приготовления и жарку. Все готовое поставили на стол. Мангалы опустили на скалу, подбросили в них углей и без единого слова ушли куда-то за шатер. Парень какое-то время прислушивался, ждал возвращения, а потом не выдержал:

– А куда это они ушли?

– Да как все женщины, – печально вздохнул Кюден, – опять по магазинам подались.

И тут же получил следующий вопрос, как говорится, в лоб:

– Так вы, наверно, таукитанец? С того самого представительства в Москве?

Врать Печенегу было не впервой за очень долгую жизнь, да и умел он это делать отменно, не в пример политикам или журналистам. Но врать этим людям? Да в таком вот месте? Поэтому ответ прозвучал обтекаемый, хоть и не без доли юмора:

– Да уж не бог какой-нибудь, в которых вы и так не верите!

Сам он тоже весьма и весьма интересовался только что упомянутым представительством, но своими фантомами до сих пор ничего выяснить не смог. Кто они, что они, откуда свалились и где до сих пор прятались? Слепые зоны, совершенно идентичные обладательским, не позволяли прорваться внутрь здания бестелесным созданиям. А сам Кюден и мысли не допускал рискнуть своим основным телом, пытаясь продавить преграду. Имелась только уверенность, что обворованные им коллеги в любом случае плотно сотрудничают с братьями по разуму из далекого созвездия Тау-Кита.

Поэтому сразу же спросил сам:

– Вы-то верите, что «серую беду» удастся упокоить или укротить?

Парень промолчал, а его отец ответил с явным сомнением:

– Да мы и в вас-то не верим. Мало ли какое шоу на телевидении устроить можно. Но!.. Раз уж мы тут и вот так встретились… Поделитесь, пожалуйста, уважаемый Далгет, своим мнением и сами ответьте на свой же вопрос.

И оба Крапивина так уставились на Печенега, что у него по спине мурашки побежали. Точно так же на него в детстве смотрели отец и старший брат, когда оценивали: можно ли доверить младшему в семье что-то важное, ценное или особо дорогое. И здесь возникла какая-то ассоциация, неожиданно вызвавшая у Печенега внутреннее раздражение и противление навязанному вопросу:

«Смотри-ка! Сидят за моим столом да еще что-то стребовать пытаются! Не про таких ли поговорка: «Пусти такого за стол, так утром его в кровати у жены отыщешь»?»

Но сам понимал в душе, что не прав, пытаясь прикрыться раздражением от сути поставленного вопроса. Самого страшно терзала неопределенность ближайшего будущего. Было почему-то обидно, что он не среди московских обладателей. Досадовал, что не ведает в подробностях, чем они занимаются и сумеют ли помочь землянам. Неприятен был и тот факт, что отражатель на Луне установили, а понять, как и с чьей помощью он туда доставлен, никак не удавалось. Только и оставалось, что верить во всемогущество братьев по разуму с Тау-Кита.