Полеводин оценил новую часть по своей методике — по состоянию кухни. Василий, умудренный жизненным и солдатским опытом, считал, что знакомство надо начинать не со штаба, а с полевой кухни: если каша приготовлена хорошо, значит, хозвзвод работает как положено, из чего неопровержимо следует, что и в остальном в части полный порядок. Вдумчивая проверка «боепитания» удовлетворила Василия, причем настолько, что вскоре он стал именовать местную кухню «камбузом», отдавая должное флотским традициям полка.

Дементьев едва успел освоиться со своими обязанностями, как пришлось ему сдавать боевой экзамен уже как командиру дивизиона — минометный полк придали 314-й стрелковой дивизии, продвигавшейся на запад с тяжелыми боями. Немцы дрались остервенело, цепляясь зубами и ногтями за каждый городок, за каждую высоту, и наша наступающая пехота несла тяжелые потери.

Командирский экзамен оказался серьезным — Павел волновался так, как волновался три года назад, в марте сорок второго, в московской квартире Саши, когда шел в темноте, ступая босыми ногами по холодному паркету, к своей первой в жизни женщине.

Стрелковая дивизия уперлась в очередной немецкий опорный пункт. Соседи справа и слева его обошли, и в результате получилось что-то вроде языка, вытянутого в нашу сторону. И вот этот паскудный язык и предстояло вырвать своими «катюшами» капитану Дементьеву.

— Вот, — командир дивизии ткнул пальцем в карту, — торчит, сука, как кость в горле. Не хочу я своих зря класть, а эта заноза не дает нам и шагу ступить: огрызается, сволочь.

Срезать язык не представлялось Павлу особо трудной задачей — не впервой, — если бы не одно «но»: рядом залегла наша пехота, и, учитывая большое рассеивание реактивных мин, существовала реальная опасность ударить по своим.

— Да-а-а… — протянул комдив, выслушав Дементьева. — Незадача… И отвести оттуда наши батальоны не так просто — все простреливается.

— А если перед залпом спрятать нашу пехоту в окопы? — предложил стоявший рядом начальник штаба дивизии. — Сведем возможные потери до минимума, а до нашего КП оттуда метров восемьсот — авось не зацепит.

— Соглашайтесь, капитан, — оживился комдив. — Ну нет у нас другого выхода — не кровью же русской смывать эту пакость!

Однако Павел колебался. «Если бы я бил из семидесятишестимиллиметровых пушек, — думал он, — нет вопросов, уложил бы снаряды аккуратно, тютелька в тютельку. Но «РС»… Я ведь тоже не хочу зря класть своих, да еще под конец войны!»

Его размышления прервал сердитый голос голоса командира триста четырнадцатой:

— Капитан, у нас нет времени для раздумий. Решения здесь принимаю я, и я беру на себя всю ответственность!

Отступать было некуда. Дементьев предупредил Гизетли, что стрельба ответственная — «Наводите «БМ», как винтовку в тире!», — приказал ему увеличить дальность стрельбы на пятьсот метров, для подстраховки, и доложил командиру стрелковой дивизии о готовности к залпу.

— Действуй, капитан! — решительно произнес комдив.

Реактивные мины с воем ушли в небо. Через минуту-полторы послышались разрывы, а затем до командного пункта дивизии порывом тугого горячего ветра докатилась воздушная волна, сбивая людей с ног. Еще через минуту взрывы прекратились, офицеры на КП ожили, зашевелились, поднялись, стряхивая с себя пыль, и кто-то уважительно произнес:

— Вот так «катюша»!

Но Дементьеву было не до восторгов — он еще не знал, как лег его залп. Взрывная волна наводила на размышления: «А что же чувствуют фрицы, когда наши «поросята» рвутся среди них?». Был угрюм и комдив, и на лице его яснее ясного читалось: «Ну что, паршивец, стукнул по своим?».

Вскоре из полков поступили донесения, и Павел облегченно вздохнул: реактивные мины легли близко к окопам пехотинцев, но никого не задели, а вот опорный пункт молчит, как вымерший. Комдив повеселел и, хлопнув Дементьева по плечу, бросил коротко:

— Молодец!

И тут же начал терзать связь, требуя от командиров полков атаковать, «пока немцы не очухались».

Экзамен на командира был сдан. Опорный пункт взяли без потерь, и дивизия бодро пошла вперед, догоняя опередивших ее соседей.

* * *

В середине марта дивизион Дементьева отозвали: минометный полк вышел во второй эшелон фронта и разместился в лесах восточнее Одера, готовясь к наступлению на Берлин. К этому времени Павел окончательно освоился, нашел общий язык с офицерами и солдатами и чувствовал себя настоящим командиром дивизиона гвардейских минометов. Это льстило ему и грело душу — ведь капитану Дементьеву не исполнилось еще и двадцати четырех.

Правда, в большой кадушке меда появилась и малая ложка дегтя: генерал-лейтенант Шамшин, командующий ГМЧ фронта, назначил Ересько заместителем комбрига, а 41-й полк принял полковник Пуховкин.

Новый комполка оказался полной противоположностью Ересько — с первого же дня он стал «закручивать гайки», причем исключительно при помощи откровенной грубости и мата. Офицеры и солдаты, привыкшие к стилю Ересько, невзлюбили Пуховкина и тут же окрестили его «фельдфебелем». А для полноты комплекта в полк прибыл и новый комиссар Иванов, вышедший из рядовых матросов и слепленный из того же теста, что и Пуховкин. Эта «дубовая парочка» попортила капитану Дементьеву (и не только ему одному) немало крови, хотя Павел и старался утешать себя армейской мудростью «Выбирают жен и любовниц, а командиров назначают».

Однако все это было не стоящей внимания мелочью по сравнению с тем, что происходило на фронте. Советские армии неудержимо шли вперед, победа была близка — в этом никто уже нисколько не сомневался, гадали только, сколько осталось дней (не месяцев) до конца войны, — и на этом фоне стоило ли придавать чересчур большое значение выходкам доморощенных самодуров?

И еще — вокруг бушевала весна, и молодые русские воины (все до единого, напрочь забыв о немецких снарядах, бомбах и пулях) надеялись дожить до победы, после которой обязательно наступит прекрасная и удивительная жизнь: разве может быть по-другому после такой войны?

А впереди их ждало Логово Зверя — Берлин, — до которого оставалось пройти совсем немного.

Развалинами рейхстага удовлетворен!

х/ф «В бой идут одни «старики»

И пришел апрель, апрель сорок пятого года от Рождества Христова. Природа цвела, и птицы вили гнезда, не обращая ни малейшего внимания на громыхающее железо, ползущее и перекатывающееся по земле. А люди — люди шли вперед, чтобы покончить с осточертевшей войной и вернуться к мирной жизни, в которой уже не надо будет убивать друг друга. Но для этого нужно было добить Зверя, все еще скалящего зубы — даже в предсмертной агонии.

Подготовка к наступлению на Берлин заканчивалась, когда Пуховкин собрал всех офицеров полка и сообщил, что в предстоящей Берлинской операции 41-й минометный полк придается Первой армии Войска Польского. Удивление, равно как и другие эмоции, в армии не слишком приветствуются, и потому капитан Дементьев без лишних вопросов отправился в польский штаб для получения боевой задачи.