Не менее поразительный процесс в Америке — ошеломляющее распространение судебных споров и закрепившийся страх судебного преследования. Хотя сегодня у американцев, вероятно, не так много профсоюзов, которые защищали бы их, как в 1930-х годах, теперь у них есть возможность пользоваться обширными правовыми ресурсами и огромной судебной системой, чтобы обезопасить себя от того, что их кто-то обойдет, как это часто бывает к постоянно меняющемся обществе, двигающемся по пути прогресса. Страх судебного преследования оказал заметное воздействие на суждения и инициативу людей, а потому и на усилия, затрачиваемые на инновации:

Поэтому было бы сложно утверждать, что корпоративистское влияние в американской экономике после Второй мировой войны спало. Скорее, проще доказать, что оно усилилось.

Вывод, к которому подводят все эти данные, в целом, состоит в том, что корпоративизм усилил или по крайней мере закрепил свое влияние в Европе в десятилетия после Второй мировой войны, если рассматривать их в качестве единого периода. Сдвиг в Америке не всем может показаться очевидным, но данные говорят о том, что и здесь корпоративизм усилился. Британия является исключением, поскольку в ней было зафиксировано ослабление корпоративизма после длительного периода укрепления, продолжавшегося вплоть до 1980 года. Главным моментом в развитии корпоративизма в послевоенные десятилетия стало, несомненно, приобретение профсоюзами той власти, которая в некоторых странах ставит их наравне с интересами бизнеса, а то и выше их.

Важнейшим изменением стало формирование представления о том, что рынок заранее никогда нельзя считать правым, что представители капитала, рабочего класса, профессиональных и иных ключевых групп могут осуществлять свое влияние через нерыночные каналы, такие как лоббирование. Важный вопрос, не решенный в 1930-х годах, состоит в том, действительно ли корпоративизм, сужая рынок, устраняет или сбивает динамизм, необходимый для развития эндогенных инноваций.

Как мы уже сказали, можно считать, что классический корпоративизм межвоенных лет в определенной мере сохранился в некоторых странах и во второй половине столетия. Хотя корпоративизм рано или поздно позволял профсоюзам выполнять роль социального партнера, не уступающую в большинстве экономик роли организованного бизнеса, это все равно был классический корпоративизм, который расширял полномочия правительства (по сравнению с либерализмом XVIII века), чтобы создать экономику, направляемую государством. Этот корпоративизм, как мы можем вспомнить, отсылает к определенному комплексу целей — управляемости в противовес беспорядку, солидарности в противовес индивидуализму, социальной ответственности в противовес антисоциальному поведению. После войны этот базовый корпоративизм добавил к своей повестке представительство интересов работников в правлении компании (в противовес контролю собственника) и учет заинтересованных сторон (в противовес максимизации компаниями прибыли, которая делится между собственниками и рабочими). Благодаря этим идеям значительно расширился список привилегий, которыми государство могло наделять различные группы, прикрываясь национальными интересами, соответственно расширился и спектр последствий подобных действий. Теперь корпоративизм приобрел новые аспекты.

В последние десятилетия сформировался новый тип корпоративизма. В этом новом корпоративизме механизм действия власти меняется. Государство теперь — это не столько капитан, выбирающий направление, сколько пилот, оплачиваемый пассажирами и доставляющий их туда, куда они попросят. Какая-то часть власти перешла в руки крупных собственников и высокопоставленных руководителей бизнеса. (Даже если бы все они были изолированными атомами, правительство могло бы прислушиваться к тому, что говорят фондовый и другие рынки.) Возможно, у государства все же остается какая-то часть полномочий, которые были у него при классическом корпоративизме. Оно все еще вправе действовать самостоятельно, когда общество или какая-то его часть попадает в затруднительное положение или когда проблемы не за горами.

Новый корпоративизм также не ограничивается группами классического корпоративизма, то есть группами, которые могут вести коллективные переговоры и которые были связаны «согласованным действием», поскольку поддерживали социальный договор, согласно которому каждый член общества становится подписантом неявного договора со всеми остальными, причем все его условия должны быть понятны всем, и никто не может понести ущерб от действий других без соответствующего возмещения[135]. Такой популистский корпоративизм привел к серьезным последствиям. Если в прошлом группа юристов, фармацевтов или работников швейной промышленности могла получить статус corporazione, который позволял осуществлять монопольную власть, то теперь все виды групп могут требовать представительства, полномочий, позволяющих им отстаивать свои интересы, или же искать защиты у государства. Эта новая линия корпоративизма выходит за пределы классического требования государственного контроля, который улучшает положение общества, обеспечивая национальный рост за счет государственного руководства и спокойствие в промышленности за счет «согласования» или представительства интересов рабочих и других групп, — она выводит нас к требованию, согласно которому движение вперед одних не должно осуществляться в ущерб остальным. Это новое мышление видит в государстве предприятие по защите каждого от всех остальных или, по крайней мере нечто близкое к этому идеалу. Лозунг нового корпоративизма — социальная защита для всех и каждого.

Государство получило множество новых ролей. Теперь оно может возмещать ущерб тем, по кому ударили самые разные факторы — от иностранной конкуренции до урагана. Неограниченные государственные субсидии могут предоставляться отдельным регионам и городам, даже если их скрытая функция (если пользоваться термином Роберта Мертона) — оказывать патронаж в обмен на поддержку, политическую или финансовую. Приветствуются требования лоббистов по вопросам законодательства, норм или судебных решений, особенно если эти лоббисты приходят с взятками. Вводится отраслевое регулирование, нацеленное на защиту компаний или рабочей силы от конкуренции. Запреты ограждают влиятельные сообщества от новых аэропортов, свалок и т. д. Нападки на компании со стороны отдельных сообществ, некоммерческих организаций или правительства позволяют получать пожертвования и другие услуги. Коллективные иски увеличивают перераспределение дохода от тех, кто его заработал, к тем, кто получает компенсацию или возмещение. (Другие черты нового корпоративизма приводятся в десятой главе.) Результатом оказывается не то чтобы действительно большой государственный сектор, а, скорее, государство, которое во многих отношениях ничем не ограничено.