И как только за ладовскими родителями закрылась дверь, Гулька метнулась к телефону и сделала то, о чем мечтала весь вечер. Она набрала номер ординаторской, где, по ее предположениям, должен был коротать дежурство Бектимиров, и замерла. Отсчитав пятнадцатый по счету гудок, она медленно положила трубку на рычаг и пошла умываться, пытаясь справиться с осточертевшими подозрениями о том, где и с кем сейчас Ильсур. «Где угодно, – успокаивала она себя. – Он травматолог. Сегодня дежурит областная. Не факт, что он вообще выйдет из приемного до утра. Что за пожар на ровном месте?»

Впервые Гулька завидовала Василисе, по-женски чувствуя наступление особого периода в жизни подруги, периода, который, наверное, в ее жизни уже не повторится никогда.

– И не надо, – ворчала она, укладываясь в постель. – Хочу жить с Бектимировым, родить ему мальчика и умереть с мужем вместе и в один день.

О том, как хорошо «вместе и в один день», говорили между собой и сросшиеся, как сиамские близнецы, старшие Ладовы, неровно шагавшие по полночному городу. Думал об этом же и Андрей Александрович Хазов, впервые за столько лет возвращавшийся домой без чувства неизбывной печали, обычно подстерегавшей мэра прямо у входа в квартиру.

И примерно об этом же смотрела свой вещий сон Василиса: в нем она бежала по тенистой аллее вслед за человеком, о котором она точно знала, «что вместе и в один день», но никак не могла догнать. И тогда она стала кричать: «Повернись! Я тебя не вижу!» Но кроме периодически вспыхивавшей в глазах красной надписи «Спартак», так ничего и не разглядела. А утром весы показали ей еще минус один килограмм. И ровно к обеду воспитатель старшей группы детского сада № 69 ощутила острый приступ тоски, который первоначально списала на дефицит калорий, а потом поняла, что дело в дефиците другого рода. Она соскучилась.

– Что мне делать? – Ладова разыскала Бектимирову на работе.

– То, что хочется, – лукаво ответила подруге Гулька и взмолилась: – Вась, я зашиваюсь. Если хочешь поговорить, давай вечером.

– Вечером я не смогу. У меня родительское собрание.

– Поставь вопрос на голосование, – отшутилась Бектимирова, а потом сказала серьезно: – Я бы на твоем месте не стала спрашивать у меня совета.

– Почему? – вяло поинтересовалась Василиса.

– Потому что я тебе не советчик. Ты же помнишь, как у меня башню сносило: я ни о ком другом, кроме как о Бектимирове, вообще думать не могла.

– Я тоже не могу… – призналась Ладова и вздохнула, а потом заплакала.

– Ты чего там? Ревешь?! – поразилась Гулька.

– Нет, – Василиса тут же вытерла слезы.

– А я говорю: «Да», – быстро пресекла ее вранье Бектимирова.

– Да, – выдохнула Ладова.

– От счастья?

Вопрос подруги показался Василисе безумным, и она повесила трубку.

Вернувшись в группу, Ладова обнаружила одиноко стоявшего в одних трусах Женю Щербину.

– Василиса Юрьевна, – очень серьезно произнес тот. – А Чебурахина мне спать не дает.

– Не может быть, Женечка.

– Правда. Я только начну засыпать, – спал он, исключительно накрывшись с головой одеялом, – а Танька меня трогает, – сообщил Женька и шепотом добавил: – И целует.

– Наверное, ты ей нравишься, – очень серьезно предположила Василиса и, взяв мальчика за руку, повела к кровати.

– Да? – искренне удивился поклонник Ладовой. – А как же вы?

– А я тебя жду, как мы и договорились, – заверила его Василиса.

– А Танька? – похоже, Чебурахину ему уже тоже не хотелось терять.

– Ну, это уж ты сам решай, – без доли иронии проговорила Ладова и, дождавшись, пока Женька уляжется, аккуратно закрыла его с головой одеялом, оставив только маленькую щелочку.

– Я подумаю, – по-взрослому пообещал ей Женечка и, скорчив свирепую физиономию, заявил: «Разрулим!»

«Отцовские гены!» – усмехнулась про себя Ладова и ушла в игровую готовиться к родительскому собранию. Но вместо того чтобы составить план своего выступления, она разрисовала лист сердечками, птичками и прочим романтическим хламом. «Как школьница!» – подумала Василиса и перевернула лист в надежде, что сможет собраться с мыслями.

Но вместо них на листок вылилась очередная порция рисунков. «Дурдом какой-то!» – расстроилась Ладова и стала, не отрываясь, смотреть в окно, за которым полным ходом «гуляла» собачья свадьба. «Детей перекусают, – обеспокоилась Василиса Юрьевна, но ровно на секунду, ибо тут же переключилась на собственное состояние. – Это неправильно, – покачала она головой. – Во-первых, он старше меня на тридцать с лишним лет. Во-вторых, он – Юлькин отец. И в‑третьих, он известный человек в городе». – «И что?» – Гулькиным голосом прозвучал в ее голове встречный вопрос. – «И то», – попыталась она ответить возникшей в ее сознании Бектимировой, но не успела, потому что вошла нянечка, принеся с собой запах хлорки, и спросила:

– Вы меня звали, Василиса Юрьевна?

– Я? – вздернула свои светлые брови Ладова.

– Вы, – подтвердила нянечка и вытерла влажные руки о замызганный спереди халат. – Я слышала.

«Господи, – догадалась Василиса, – сама с собой разговариваю».

– Так что? – Нянька явно торопилась доделать начатое.

– Вам показалось, – заверила ее Ладова и, собрав разрисованные листки, выбралась из-за детского хохломского столика.

– Ну ладно тогда, – пожала плечами недоумевающая нянечка и вернулась к своим занятиям: перед родительским собранием в группе должно все блестеть, чтоб комар носа не подточил, а то, не дай бог, какая-нибудь дотошная мамаша пойдет с ревизией и где-нибудь пыль обнаружит или мусор. Они ведь любят: сразу – к заведующей.

К ней же направилась и Василиса Юрьевна, как только поняла, что больше не может находиться в замкнутом пространстве группы, и вообще – нигде, если это никак не пересекается с местонахождением Андрея Александровича Хазова.

– Вы плохо себя чувствуете? – оживилась заведующая, так и не расставшаяся с подозрениями о том, что ее сотрудница тяжело больна.

– В некотором роде, – уклончиво ответила Василиса и присела перед начальницей. – Можно мне несколько дней за свой счет?

– Основание?

– По семейным обстоятельствам, – Ладова никак не могла взять в толк, чего от нее хочет заведующая.

– Вы можете взять больничный, я же вам предлагала, – перегнулась через стол заведующая и с пристрастием посмотрела на осунувшееся Василисино лицо. – Вы похудели…

– Я на диете, – с готовностью призналась Ладова, и начальница тут же подумала: «Наверное, желудок. Или кишечник», – ей никак не хотелось выпускать свою подчиненную из камеры смертников.

– Понимаю, – с таинственным видом проговорила она, а потом достала из выдвижного ящика своего стола отксерокопированную брошюру «Рак излечим». – Здесь вы найдете много интересного.