Пэдди очень удивился, когда сообразил, что на спине незнакомца сидит женщина, одной рукой прижав его руку, а другой засовывая телефон обратно в карман, она разъясняла незнакомцу, применяя нецензурные выражения и вообще разговаривая так, как обычно леди не разговаривают, что с ним произойдет, если он только попробует пошевелиться.

Шон

И приблизительно в то же самое время, когда у Пэдди случился близкий контакт с припаркованной машиной, приблизительно в тот самый момент, когда розовая ракушка от удара разбилась на кусочки, Шон очнулся от легкой дремы, в которую он впал, сидя на стуле. Он поднял изможденное лицо со следами слез и посмотрел прямо в глаза Бернарда, которые на этот раз были открыты.

Мэй

Даже после того как Уильям принес пару плетеных кресел из спален, у нее все равно не хватило для всех стульев, зато пирога и кофе было в изобилии. А брат Пэм, Конор, казался вполне счастливым, сидя на радиаторе, поглощая пирог и болтая с отцом Мэй о рыбалке.

Шон не стал есть пирог, он продолжал опустошать тарелку с наспех разогретым картофелем и остатками цветной капусты под сырным соусом, которую Мэй поставила перед ним.

Вообще-то он не собирался оставаться, он просто заскочил по пути домой, чтобы сообщить Мэй радостную новость, но его не пришлось долго уговаривать войти и перекусить.

Он оперся локтем о стол и одной рукой подпирал голову, а другой отправлял в рот кусочки картофеля. Он почти спал – и заснул бы, если бы Хильда, выпив уже третью порцию джина, не пустилась в воспоминания о том, как десять лет назад ездила с подругой в Бостон. Шон устало улыбался и постоянно кивал головой, но Мэй была готова поспорить, что мысли его в этот момент были далеко от Бостона.

Некоторое время назад Бернард пришел в себя, он начал дышать самостоятельно, и, по всей видимости, мозг его не пострадал. Травмы, хоть и оставались довольно серьезными, уже не представляли угрозу его жизни. По заключению врачей, Бернарду уже ничего не угрожало, если только не возникнут осложнения. И Шон улыбался Хильде и всем остальным, с кем встречался взглядом.

Ребекка не слушала воспоминания Хильды, она была слишком занята, воркуя с Филом и рассказывая снохам Мэй о том, как шесть месяцев назад ее семья отпраздновала семидесятипятилетний юбилей бабушки.

– Еду привезли на полтора часа позже – у них по дороге пробило колесо. У моей мамы, пока она их ждала, чуть сердечный приступ не случился. К тому времени, когда они приехали, мой дедушка вовсю распевал: «Она шла по ярмарке»[3].

Слушая всю эту счастливую болтовню за столом, трудно было поверить, что менее часа назад Пэм влетела на кухню, плача и умоляя:

– Быстрее, пожалуйста, вызови полицию, Мэй, он здесь.

А когда все они выбежали на улицу, то обнаружили Ребекку, которая с невозмутимым видом прочно пригвоздила Джека Трейси коленом к земле.

– Всем привет, все под контролем. Я только что вызвала подмогу, они прибудут с минуты на минуту. – Она мотнула головой. – Кто-нибудь, помогите вон тому мужчине, ему, похоже, нужен лед.

И лишь после этого они заметили светловолосого мужчину, который полулежал на капоте машины Хильды, осторожно трогал свою щеку и выглядел при этом очень растерянным. Левую сторону его лица рассекала темно-розовая полоса.

Это был он. Это был почтальон. Пэм, которая шла позади всех, выступила вперед и спросила:

– Что случилось?

Он попытался улыбнуться:

– Ну я только что ударился лицом о машину, не думаю, что со мной что-то серьезное, но лицо немного жжет.

Пэм осторожно потрогала его щеку.

– Зайдите в дом, я медицинская сестра. Лучше, если я осмотрю вас в доме. – Пэм продолжала не смотреть в сторону Джека, лежавшего на дорожке.

Когда они ушли, снова заговорила Ребекка:

– Мэй, ступай с ними, здесь уже делать нечего.

И Мэй поняла, что Ребекка ей в этот момент мысленно подмигнула, так как в сложившейся ситуации она, конечно, не имела возможности подмигивать.

Пока Ребекка говорила, на дорожку свернул полицейский автомобиль и остановился перед домом. Как только из автомобиля вышли двое мужчин-полицейских, Ребекка немного ослабила хватку, с которой удерживала Джека. Полицейские подняли его на ноги и запихнули в машину.

Вернувшись на кухню, они положили лед на щеку почтальона, кости, по словам Пэм, не были сломаны.

– Возможно, в течение нескольких дней будет небольшой синяк, – сказала она Пэдди.

Одной рукой он держал лед, завернутый в кухонное полотенце, а другой – стакан с бренди, который согласился выпить по настоянию Ребекки. Когда кухня вновь наполнилась людьми и все наконец-то расселись, Мэй пришлось очень постараться, чтобы не подслушивать, о чем почтальон говорит с ее братьями. Она изо всех сил пыталась не прислушиваться, когда он сначала рассказывал им об уроках по столярному делу, которые брал уже больше года, а потом принялся описывать столик для птиц, который недавно сам сделал и который называл своим самым смелым проектом.

Столик для птиц? Мэй покачала головой. Что-то не складывалось.

– Он был великолепен, – сказала Пэм, когда они вдвоем с Мэй стояли возле раковины. – Было понятно, что он не знал, что делать, но он очень хотел мне помочь. Так что рыцари еще не перевелись на улицах Килпатрика. – Она взглянула на Пэдди, который сидел в другом конце комнаты. – Мне очень повезло, что он появился так своевременно.

– Мммм. – Мэй старалась не смотреть в его сторону, он уже дважды поймал ее взгляд.

– Его зовут Пэдди, – добавила Пэм.

– Ясно. – Мэй услышала, как Уильям засмеялся над словами почтальона, и ей жутко захотелось узнать, о чем шла речь.

– Пэдди О’Брайан, – повторила Пэм. – Я была знакома с его сестрой Изольдой, мы несколько раз пересекались в колледже. Он раньше иногда приезжал сюда по выходным, чтобы навестить ее. Забавно, что спустя много лет он стал работать здесь почтальоном.

Мэй медленно повернулась к Пэм.

– Что?

– Изольда, я с ней встречалась…

– Нет, я не это имела в виду. Как его зовут?

Пэм удивленно посмотрела на Мэй.

– Пэдди. Пэдди О’Брайан.

И картинка в голове Мэй медленно начала складываться. Пэдди О’Брайан, за чьим садом она уже столько месяцев ухаживает. И который, по ее мнению, был либо плотником, либо столяром, так как в его доме было много дерева и инструментов, а в саду появился прекрасный столик для птиц. Столик, без сомнения, был выполнен вручную, а кто, если не плотник, мог это сделать?

Но он не был никаким плотником, в этом она ошиблась. Он был почтальоном, который в свободное время увлекался работой по дереву.