вытекают из глаз. Лучше бы он не дарил мне кий, а отделался бездушным сертификатом. Не было бы соблазна искать ему оправдания.

Я засыпаю лишь ближе к утру, когда вся злость, непонимание, боль и разочарование впитываются в подушку, оставляя внутри ощущение тотальной пустоты. Будильнику не удается меня разбудить: телефон, пролежавший под подушкой всю ночь, успел разрядиться.

Кое-как встав ближе к полудню, я заставляю себя пойти в душ. Проходя мимо прихожей, где грудой лежат подарки, придавленные охапкой роз в черной обертке, снова испытываю тупой укол в груди. К счастью, он уже не такой ощутимый как был вчера. Это хорошо. Еще бы настроение не было таким серым, но наверное, всему свое время.

Постояв в душе, но так и не сумев заставить себя позавтракать, я заправляю кровать и ставлю телефон на зарядку. Чего точно нельзя допускать в моем случае - это беспорядка и потери дисциплины. Так станет еще хуже.

Причесавшись, натягиваю футболку с джинсами и смотрюсь на себя в зеркало. Выгляжу паршиво, если честно. Особенно не раздражает затравленное выражение глаз, молящих: кто-нибудь, пожалейте! Надо срочно наведаться к Алине в гостиницу. Пусть вправит мне мозги как умеет только она.

Решив, что идея встретиться с сестрой, пожалуй, лучшая мысль за сегодняшнее утро, я снимаю мобильный с зарядки и лишь тогда вижу несколько пропущенных звонков. Два от Вадима, друга Ильдара, с которым я познакомилась на дне рождении, и один от Камиля.

При виде имени последнего кровь взбудораженно шумит. Для чего он звонит? Чтобы увидеться и объясниться?

Нахмурившись, я прижимаю трубку к уху. И нет, я ему не перезваниваю. Вернее, перезваниваю не ему, а Вадиму. Пару раз он брал у меня консультации по рекламе, наверное, снова что-то хочет спросить.

— Привет. У меня от тебя пропущенный. Что хотел?

— Да, Дин, я звонил тебе…

В динамике слышится шум и хлопанье двери.

— Вы же с Ильдаром близко дружите, поэтому решил, что ты захочешь узнать. Он в больнице. Ночью случился приступ.

73

— К Юсупову, - чеканю я, уставившись в лоб женщине, сидящей за толстым стеклом. — Триста двенадцатая палата. Он ночью поступил.

Меня просят надеть бахилы и халат, и даже вежливо инструктируют, как пройти в нужное отделение. Мои плечи обмякают. Я настроилась прорываться с боем.

Идя по коридору, устланному потертым линолеумом, я не испытываю всего того, что свойственно испытывать тем, кому сообщили, что их близкого человека госпитализировали с приступом. Отчего-то я полностью уверена, что Ильдаром не может случиться ничего плохого. Он молодой, сильный, жизнерадостный - с чего его жизни или здоровью будет что-то угрожать? Эта маленькая внутренняя поломка внутри не способна причинить ему серьезного вреда. Так мне подсказывают оптимизм и интуиция.

Оптимизм-оптимизмом, но перед дверью в палату сердце все равно екает. Вдруг он лежит там посиневший и бледный, с пустотой в глазах?

Отбросив панические настроения, я захожу внутрь и, найдя глазами нужную койку, тут же разражаюсь шутливым упреком:

— Ну и что это было, Юсупов? Если ты решил устроить свою вечеринку мне в отместку, то она получилась поганой.

Ильдар, лежащий на кровати, откладывает телефон и приподнимается на локтях. На его лице появляется виноватая улыбка.

— Вадим настучал, да? Баран неугомонный. Попросил же его никому не звонить.

— А вдруг это был не он, а Камиль? - говорю я, памятуя второй пропущенный звонок. Придвигаю к койке стул и внимательно оглядываю друга. Кроме небольшой ссадины на лбу, других признаков, что с ним что-то не так, к счастью, нет.

— Кам буквально полчаса назад обо всем узнал. Утром в субботу до него не так легко дозвониться.

То есть Камиль звонил мне не для того, чтобы рассказать про госпитализацию брата, а чтобы поговорить? - с надеждой пищит внутренний голос.

Поморщившись, я мысленно бью себя по лбу. Не о том думаешь, Дина. Совсем не о том.

— Как закончился день рождения? - продолжает Ильдар, звуча так, будто мы встретились не в больнице, а в уютном кафе за чашечкой капучино. — Салюты запускали?

— Ты лучше расскажи, как тебя угораздило сюда попасть, - ворчу я, легонько стукая его по руке. — Дались тебе подробности моего дня рождения.

— Ну после тебя я поехал в боулинг, — вздохнув, он подкладывает подушку себе под голову. — Вадим позвал. Там выпил пару бутылок пива. Помню, что на адреналине выбил третий по счету страйк,а дальше, все, темнота.

Усмехнувшись, он тычет пальцем в ссадину.

— Головой вот шарахнулся. Окончательно очнулся, когда меня на носилки стали грузить. Хотел отказаться, но Вадим верещать как резаный стал.

— И правильно, - строго говорю я. - А если бы ты за рулем сознание потерял? В любом случае надо с этим разобраться.

— За рулем я три страйка подряд не выбью. Говорю же: у меня приступы случаются на адреналине.

— Все равно. Если проблема есть - не нужно пускать ее на самотек.

— Говоришь, как моя мама, — морщится Ильдар. — Извини, что тебе пришлось сюда тащиться. Видишь же, что со мной все хорошо?

Я отвлекаюсь на стук двери позади и ответить не успеваю. В палату заходит Камиль.

При виде него ночные переживания оживают вновь, растекаясь по груди тупым нытьем. Я машинально съеживаюсь, обнимая плечи руками, и противовес этому движению воинственно вздергиваю подбородок. Не потому что хочу показать свое презрение или в чем-то его обвинить - сейчас это было бы неуместно. Такова моя личная защитная реакция. Вопреки всему в моих глазах он выглядит невероятно красивым и стильным в своем мрачном, по обыкновению темном прикиде.

— Привет, Дина. — Камиль секунду задерживается взглядом на моем лице, перед тем как все свое внимание обратить к брату. — Ни дня без приключений, да? Выглядишь вроде бодро. Как себя чувствуешь? И почему я обо всем узнаю от Вадима, а не от тебя?

За напускной строгостью его голоса различимы столько оттенков эмоций: от глубокой, почти интимной теплоты до скрытого волнения. И еще одна деталь: привычный запах его парфюма смешался со свежим запахом сигарет. Первый и единственный раз я видела, как Камиль курит, был тот случай на дне рождения Ильдара.

— Меня бы сегодня выписали и ты ни о чем не узнал, - ворчит Ильдар, смущенно косясь на меня. — Этот паникер всех на уши поднял.

— И правильно сделал, — повторяет Камиль мои