Комаров, придвинув стул, сел напротив, заглянул в старческие, уже беспокойные глаза и тихо произнес:

– Неужели вы и теперь не поняли, что тоже были обречены? Когда б Сазонов не вспугнул вас… Вас должны были убить раньше, чем баронессу, иначе вы могли бы догадаться, от чьей руки она погибла. Понимаете? Вас ищут. Может, только поэтому и баронесса пока жива… Но долго так продолжаться не может: оставаясь в руках посыльного контрразведки, она обречена!

– Но зачем? Кому нужна смерть пожилой и немощной женщины? Убей ее вы, я еще способен понять: месть за сына, классовый антагонизм…

– Вот-вот! Именно! Вы, кажется, владеете английским? Тогда прочтите это. – Комаров протянул ему «Таймс». – И обратите внимание на следующие строки: «Мы не удивимся, если вскоре последует сообщение еще об одной жертве большевиков».

– И все равно не понимаю! – с отчаянием сказал Казаков.

– Ну, генерал! Иногда у вас логика работает безупречно, а иногда, простите, как у малого ребенка. Вы разве не видите: большевики стали сдерживать террор! Стихают разговоры о мировой революции. Мы ищем общий язык со странами Европы. Двадцатый год – уже не девятнадцатый. И тут – кровавый, громкий, на весь мир скандал: чекисты расправились с немощной старухой, матерью вождя белого движения. Это их месть! Какова будет общая реакция?

– О Господи! – Казаков уткнул лицо в ладони. – Если сказанное вами правда, то этого нельзя допустить… Если – правда… Кому верить, в кого?!

– Позволю по этому поводу дать вам, Евгений Александрович, совет, – негромко сказал Комаров. – Кончайте вы свои игры в борца-заговорщика. Благодарности все равно не дождетесь. Вы достаточно в жизни воевали. Может, хватит? Пожалейте себя! – И, помолчав, спросил: – Распорядиться, чтобы сюда доставили Уварова?

Казаков медленно отвел от лица руки, покачал головой.

– Что он добавит к сказанному?.. – спросил генерал и, помедлив, твердо сказал: – Я должен еще раз все обдумать.

– Подумайте, – согласился Комаров. – Еще и еще подумайте, кому баронесса Врангель нужна мертвой, а кому – живой.

И снова наступила длительная пауза.

– Хорошо! – неожиданно громко и твердо произнес Казаков. Встал, выпрямился. – Я принял решение, господа! Не собираюсь с вами торговаться, хочу лишь предупредить. Вне зависимости от того, как я распоряжусь вашим советом, о недавнем моем прошлом вы не услышите ни слова. Что же касается баронессы… Имя человека, посланного ко мне… Гордеев. Штабс-капитан, офицер контрразведки. Думаю, имя подлинное. Где искать баронессу Марию Дмитриевну Врангель, я вам сейчас объясню…

Крытый восьмиместный «рено» мчался по улицам Петрограда, пугая редких в голодном городе лошадей и разбрызгивая мутные лужи. В последний момент Николай Павлович помимо Сазонова и еще трех чекистов распорядился прихватить в автомобиль Уварова.

Из тех сведений, что имел Комаров о баронессе, складывался портрет старухи властной и капризной. Она могла заупрямиться, не желая покидать свое пристанище. Она могла, наконец, испугаться незнакомых людей. Так что присутствие Уварова было, по мнению Николая Павловича, нелишним.

Указанный генералом Казаковым дом находился в самом конце Елагина острова, путь к которому лежал через Аптекарский и Крестовский острова. Уже попав на Елагин, долго плутали по его кривым улочкам с покосившимися деревянными особняками. Когда-то их строило Дворцовое управление – добротно, с изощренной выдумкой и помпезностью, но постепенно дома обветшали и напоминали теперь толпу нищих, из последних сил скрывающих свою нищету.

Нужный чекистам дом глядел одной стороной окон на Большую Невку, другой – на Среднюю. В нескольких зашторенных на ночь окнах угадывался слабый свет. Комаров поднялся на крыльцо, пошарил по двери в поисках звонка. Его не оказалось. Тогда он постучал – негромко, вкрадчиво.

Долго на стук никто не отзывался. Наконец из-за двери приглушенно и настороженно донесся молодой женский голос:

– Кто там?

Сазонов подтолкнул вперед Уварова.

– Мне нужна Мария Дмитриевна. Я – крестник ее, граф Уваров. Михаил Андреевич Уваров… – Он говорил несколько робко, просяще.

Дверь открылась. Миловидная девушка, увидев, что в переднюю зашли сразу несколько человек, испугалась.

Наклонясь почти вплотную к ней, Комаров быстро и тихо, одними губами, произнес:

– Не бойтесь нас! Гордеев здесь?

Девушка молча покачала головой.

– Баронесса?

Прежде чем она ответила, из комнат донесся властный, чуть надтреснутый женский голос:

– Альвина, кто там? Господин Гордеев?

– Нет, мадам. Но спрашивают вас.

– Проводи…

Комаров и Уваров вошли в большую, почти без мебели комнату. В кресле с высокой спинкой сидела, сурово разглядывая пришельцев, пожилая сухощавая женщина в длинном теплом капоте. Седые ее волосы были убраны черной кружевной косынкой.

– Слушаю вас, господа! – сказала женщина, откинувшись в кресле. В голосе ее звучали недовольство и нетерпение.

– Мария Дмитриевна… – почему-то шепотом сказал Уваров. – Баронесса!.. Неужели не узнаете? Я – Микки, Миша…

Глаза хозяйки строго блеснули и вдруг потеплели:

– Мишенька!.. Ах, боже мой, Микки! – Она сделала нетерпеливое движение рукой: – Да подойди же, милый, подойди!

Уваров как-то неуверенно шагнул к ней, опустился на колени и припал к сухой тонкой руке. Плечи его вздрагивали.

– Ну-ну, милый… Будет тебе! – сказала баронесса ровно и непререкаемо. Тронула сухими губами лоб крестника. – Рада видеть, не скрою. Да ты встань – хватит, незачем.

Уваров послушно встал. Волнение его было неподдельно.

– Мария Дмитриевна… – Голос задрожал и осекся. Он беспомощно махнул рукой, прижал к глазам носовой платок.

– Вот уж не думала… – сказала баронесса. – Как нашел меня?

Видимо, только теперь вспомнив, почему и зачем он здесь, Уваров оглянулся на Комарова, с ненужной торопливостью сказал:

– Сейчас объясню, Мария Дмитриевна. Но прежде позвольте представить вам моего… э-э… Господин Комаров.

Баронесса, до этого момента в упор не замечавшая Комарова, медленно перевела на него взгляд.

– Не знаю, не доводилось слышать. – Надменно кивнула и отвернулась, потеряв к нему интерес.

«Еще бы! – усмехнулся про себя Комаров. – В списках петербургского света моя фамилия не значилась».

Уваров выпрямился, не без торжественности в голосе произнес:

– Дорогая Мария Дмитриевна! Я прибыл сюда по поручению вашего сына, его высокопревосходительства барона Врангеля, дабы… – Он едва не сказал: «дабы вырвать вас из рук большевиков», но, вовремя спохватившись, закончил иначе: – Мы должны позаботиться о вас.