Регина ждала на кухне, рядом с ней, как и с мальчиком, находились оперативники. Увидев Гущина, она поднялась.

– На нас напали.

– Кто на вас напал? – Гущин скрестил руки на груди.

– Не знаю, мы уже ложились спать… Были наверху в спальне, услышали внизу шум. Муж… мой муж спустился… И я, я тоже за ним. В холле было трое, нет, кажется, четверо в масках. Они бросились на мужа. У них были такие короткие автоматы. А потом я услышала выстрелы. Мой муж упал, они застрелили его!

– Из автомата?

– Нет… нет, я забыла, перед тем как спуститься, он взял пистолет, это его пистолет, он хранился в тумбочке, в спальне у его изголовья. Они боролись… Эти бандиты, боевики в масках, – они боролись с ним, ударили, повалили на пол, забрали пистолет и начали стрелять. Это было ужасно! Я закричала, я думала, что и меня тоже убьют, и сына, я думала только о нем в этот момент. Но один из них – старший приставил пистолет к моему виску: скажешь кому слово… Потом они выскочили из дома, я услышала шум машины. Я побежала к сыну, я думала только о нем…

– А муж остался, значит, внизу лежать?

– Да. – Регина смотрела на Гущина. – Я… то есть мы с сыном спустились потом… На крыльце уже была охрана, сторожа прибежали.

– Кто же, по-вашему, были эти нападавшие?

– Мужу угрожали, я знаю. Он воевал, у него много врагов – там же кровная месть и… да и здесь у него было полно врагов – бандиты, мафия, он участвовал в спецоперациях, в задержании, ему сто раз звонили, угрожали по телефону. А потом завистники, у него их имелось столько, что… такая карьера, как у него, высокое назначение, которое он должен был получить, это не прощают, он многим стал в Москве как кость… как кость в горле! Слышите вы, они убили его!

– Я вас понял, не надо так кричать. – Гущин говорил очень тихо. – Так, значит, сколько их было?

– Трое… Нет, четверо. Все в масках – боевая, штурмовая группа, головорезы. Я знаю, о чем говорю, я была с ним на Кавказе, когда мы в Моздоке… – Регина внезапно поперхнулась. – Я ничем не могла ему помочь, я думала о сыне, о его безопасности, ведь он мой сын, мое дитя… несмотря ни на что… он мой сын, я пыталась его защитить, спасти!

– Федор Матвеевич, она же все…

– Подожди, Екатерина.

Гущин сделал предостерегающий жест, когда они вернулись в комнату, где шел осмотр, и Катя хотела выдать на-гора то, что и так всем присутствующим было ясно как день.

– Она же все лжет, вы посмотрите на нее.

Тело генерала Москалева понесли через холл – мимо бледного Мещерского, о котором все забыли.

– Я осмотрю все еще раз, сам. – Гущин подозвал эксперта.

Прошло очень много времени, Катя не смотрела на часы, просто чувствовала свинцовую тяжесть в ногах.

– Следов проникновения в дом нет, следов нахождения посторонних в доме – нет, следов взлома тоже не зафиксировано. – Гущин констатировал это уже как факт. – Что и требовалось доказать. И только вот это окно…

Панорамное окно, которое осматривал снаружи эксперт. Из дома оно выглядело целым, а вот снаружи – Катя в этом убедилась сама, выйдя вслед за Гущиным под проливной дождь, – снаружи, как паутинка, по стеклу примерно в двадцати сантиметрах от подоконника змеилась трещина.

– Отпечатки ладоней с внешней стороны, на стекло надавливали, я снял, зафиксировал отпечатки, можно посмотреть на мониторе. – Эксперт открыл ноутбук.

– Маленькие какие руки, словно детские.

Катя почувствовала, как по спине ее снова ползет тот противный липкий холодок – отпечатки, снятые со стекол, действительно были отпечатками детских ладоней.

Гущин при свете фонаря осмотрел почву под окном – раскисшая земля, и только. Что-то привлекло его внимание, он нагнулся и поднял. Это была маленькая заколка для волос – пластиковый цветок, сломанный, втоптанный в грязь. Такие в ларьках покупают школьницы.

– Черт… это еще что… откуда?

– Федор Матвеевич, прежде чем вы снова пойдете с ней говорить, я должна вам сказать. – Катя почти силой повернула Гущина к себе. – Андрей Угаров признался в убийстве их домработницы. Он сказал об этом Сереже… ну, Мещерскому, он сам вам это подтвердит, он здесь, со мной.

– Пойдем в дом, промокнем тут.

– Он признался в убийстве. Только в одном – убийство Полины Кусковой на себя не взял. И девочку… тоже нет, он утверждает, что она жива, что… Он форменным образом сошел с ума, говорил Мещерскому совершенно дикие, ненормальные вещи. Он откуда-то знает и про сына Москалевых. Мы собирались вам звонить, а тут это новое убийство. Я не знаю, но, может, он как-то и здесь…

– Про отпечатки пальцев на пистолете слышала, что эксперт сказал?

– Да, но…

– Свежие отпечатки – ее, в том числе и на спусковом крючке.

– Но она так любила своего мужа, я же знаю, я видела их. Они столько лет вместе… Она, конечно, нам все лжет про этих в масках, но…

– Ты его видела сегодня утром у меня?

– Да, Москалев… я еще подумала, он от вас не в себе какой-то ушел, странный.

– Я его вызвал по поводу результатов экспертизы ДНК. Тех образцов, которые он сам же нам и привез. Своих образцов, крови своей.

– Федор Матвеевич, он ведь сына своего подозревал…

– Экспертиза выявила совпадения. По убийству Надежды Тумайкиной наличие ДНК Угарова. Сравнение проводилось с образцами, изъятыми с его одежды, которую во время обыска у него в квартире забрали.

– Ну вот, он же сам сознался!

– И кроме этого… кроме этого, еще зафиксировано присутствие других образцов, родственных тем, что были представлены на экспертизу позже – уже Москалевым. Совпадение по целому ряду признаков, однако не совсем тождественное. Образцы ДНК не самого Москалева, а… скажем так – его близкого, очень близкого кровного родственника.

СТРАННО, ВОТ СТРАННО – КАТЯ ГОТОВА БЫЛА ЭТО УСЛЫШАТЬ, НО ВСЕ РАВНО НЕ ПОВЕРИЛА.

– Эти же самые образцы ДНК выявлены и при исследовании изуродованных останков Полины Кусковой. Но там есть и другие.

– Другие? Угарова?

– Нет, он исключается. Образцы принадлежат еще одному близкому кровному родственнику – на этот раз самой погибшей. Совпадение ДНК… Эксперты забрали для исследования одежду сестры Полины Кусковой – Леры… двенадцатилетней девочки.

– Федор Матвеевич, этого не может быть.

– Генерал у меня сутки просил до официального объявления результатов экспертизы. Сам хотел во всем разобраться. В своей семье, со своим… сынком. И я ему в этом не отказал. Так что… в том, что случилось, и моя вина.

– Этого не может быть, – упрямо повторила Катя.

– Сейчас она нам скажет, что может быть, а чего не может. – Гущин кивнул в сторону кухни, где за закрытой дверью под стражей ждала решения своей участи вдова. – Сейчас она мне скажет правду. Без этого я отсюда не уйду.