Я пришла в ужас от мысли, что меня при нем вырвет, но какое-то время казалось, что это неизбежно. В конце концов, к счастью, меня отпустило.

– Уже лучше, – сказала я.

– Когда вы в последний раз ели?

– Не уверена, – ответила я. – По-моему, вчера. Хотя я потом выпила чашку чая.

– Тогда понятно. Куда вы дели аптечку?

– Она под кроватью.

Через минуту я уже грызла квадратик шоколада из НЗ. Доев его, я скатала фольгу и произнесла:

– Думаю, теперь я смогу идти.

– А я думаю, что нужно подождать еще пару минут.

Он вынул из миски тряпку, выжал ее и приложил к моему лбу. Потом я забрала тряпку и вытерла горло и шею сзади.

– Теперь, думаю, все хорошо, – сказала я.

– Тогда давайте доставим вас в постель.

Он встал и протянул мне руки. Когда он рывком поднял меня на ноги, я осела. Энгус поймал меня обеими руками и выпрямил.

– Вот так, ровненько. Может, посидите еще?

– Нет, – прошептала я, тяжело привалившись к Энгусу. – Все хорошо.

– Не спешите. Просто скажите, когда будете готовы.

Когда я наконец решила, что смогу совладать с ногами, то сказала:

– Теперь хорошо. Правда, теперь смогу.

– Ладно, – ответил Энгус, продолжая меня держать. – Сперва одна нога, потом другая. Свечу я взять не могу, но дорогу знаю. Я не дам вам упасть.

– Вам кое-что нужно знать, – сказала я, когда он вывел меня в темноту коридора.

– И что же?

– У меня на полу вещи лежат.

– Какие вещи?

– В основном одежда. Мой муж кое-что искал сегодня утром.

Энгус, поддерживая, довел меня до непроглядно темной комнаты, и мы пробрались сквозь «обломки кораблекрушения».

– Ну вот, дошли.

Я рухнула на кровать и уткнулась в подушку. Пока Энгус нашаривал одеяло и накрывал меня, его руки прошлись по подъему моей ноги, по моему горлу и подбородку.

– Простите, Энгус, мне так жаль, – сказала я, когда он завернул меня, словно в кокон.

– За что? Не нарочно же вы сознание потеряли.

– Нет, за то, что я обещала присмотреть за Мэг и уснула.

– Не мучайте себя.

– Но вы теперь совсем не отдохнете.

– У меня есть пара часов, а потом подремлю еще пару раз. Но, боюсь, есть кое-что, на чем я должен настаивать.

– На чем?

– Больше не пренебрегайте едой. Нельзя, чтобы вы все разом из строя выбыли. Гостиница, знаете ли, сама собой не работает.

От его слов у меня сладко и болезненно сжалось горло, второй раз за день.

Я ничего не видела, но точно знала, где он. Я чувствовала его присутствие, и на мгновение мне показалось, что он может до меня дотронуться. Затаив дыхание, я лежала неподвижно, ждала, надеялась и боялась.

Когда ничего не произошло, я сипло позвала:

– Энгус?

– Да?

Какое-то время я думала, что могу что-то сказать, хотя понятия не имела, что именно, но тишина разрослась и поглотила меня – огромная, давящая стихия вздымалась вокруг постели валами, и мне было не выйти из нее.

– Спасибо, что помогли добраться до комнаты, – сказала я в конце концов.

– Теперь мне лучше вернуться к Мэг, – ответил Энгус. – Поспите, Мэдди.

Мгновение спустя за ним со щелчком закрылась дверь, и я осталась одна в темноте. Я задыхалась.

На следующий день, прежде чем бежать в комнату Мэг, я задержалась, чтобы собрать часть вещей с пола и одеться. Я как раз пыталась расправить на себе мятую юбку, когда вошла…

– Прости, что так поздно, – сказала я, разглаживая ладонью заломы на ткани. – Мне, похоже, и в самом деле надо было отоспаться, но…

Я подняла глаза, ожидая увидеть Анну. Вместо нее обнаружилась пожилая женщина с сединой в волосах, сидевшая в кресле. Она вязала с ураганной скоростью: цок-цок-цок, стучали ее спицы, пожирая бесконечную нить пряжи, выползавшую из ковровой сумки, стоявшей возле кресла. Под спицами рос носок.

Женщина взглянула на меня поверх очков в металлической оправе.

– Я так понимаю, ты американка, про которую Анна все время говорит. Мэдди Хайд, да?

– Да. Это я.

– А я миссис Маккензи, мать Анны, но меня все тут называют Mhàthair. Ты тоже можешь. Когда доходит до дела, все мы дети божьи.

Я подошла поближе к Мэг.

– Как она?

– Кушает малость супа, как проснется. И чай пьет.

– Один из ваших травяных чаев?

– Да. Я Роне оставила. Постарайтесь влить в Мэг, сколько сможете. Он от ушибов и отеков, но помогает только в первые пару дней. Потом другой сделаю.

Спицы Mhàthair не прекращали двигаться, даже когда она смотрела на меня. Я завороженно уставилась на заготовку для носка.

– А где Анна?

– На хуторе. Вернется позже. Энгус сказал, ночь у вас была непростая, так что я осталась на подольше, чтобы дать тебе отдохнуть.

– Спасибо.

– А теперь иди-ка за стол. Вон, все кости наружу. У воробья и то коленки толще.

Похоже, Энгус всем рассказал про мой обморок, потому что едва я спустилась, Рона, шаркая, вынесла из кухни тарелку с яичницей, большим куском ветчины и горой жареной картошки. Рона поставила еду передо мной, указала на нее, а потом на меня.

Она как раз вернулась в кухню, когда с улицы ввалились Хэнк и Эллис. Они улыбались, оба были чисто выбриты, их окружало облако одеколона. Эллис выглядел неестественно розовым и здоровым – казалось, это невозможно, учитывая, какой вид у него был накануне.

Когда они направились ко мне, у меня заколотилось сердце. Я почувствовала себя канарейкой своей свекрови, запертой во все уменьшавшуюся клетку.

– Доброе утро, девочка-лапочка, – сказал Хэнк, усаживаясь на стул. – Ты скучала?

– Привет, милая, – произнес Эллис, целуя меня в щеку.

Желчь ударила мне в горло. Я поверить не могла, что он думает, будто мы можем и дальше притворяться, что все в порядке. Даже Хэнк должен был понимать, что все зашло слишком далеко, но с головой бросился в нелепую игру, которую они затеяли.

– Так как? – спросил Хэнк.

– Что – как?

– Скучала? Ну, знаешь, ты нас любишь, а мы заночевали в «Клансмене». Не говори, что не заметила.

Он выжидающе похлопал глазами, потом оскорбленно открыл рот.

– О боже. Ты в самом деле не заметила. Эллис, твоя жена даже не заметила твоего отсутствия.