Спустя десять минут такси доставило Джека к его отелю, и расплачиваясь, он замялся, не зная, сколько давать на чай. Уплатив за проезд положенные десять ливров, он стал давать чаевые монетами по четверть ливра и смотреть на реакцию водителя, однако даже после двух ливров сверх тарифа лицо водителя оставалось кислым. Тогда Джек прервал эксперимент и пошел в отель.

В номере, лениво перещелкивая каналы на ТВ-боксе, его дожидался лейтенант Хирш. На столе, слишком большом для тесной комнатки, стояла вереница пивных бутылок, часть из которых была уже опустошена. Между ними невесть как затесались две распечатанные упаковки из-под молока и штук пять вскрытых пачек разного печенья.

— О, Джек-гуляка явился! — воскликнул Хирш и бросил пульт.

— Привет, Тедди. Минутку, я только пойду отолью.

— Отливай, а я пока пиво открою. Тебе черное или белое?

— Все равно, — махнул рукой Джек, заходя в туалет. А когда вернулся благоухающий жидкостью для мытья рук, лейтенант Хирш уже раскладывал на столе длинные дорожки из крабовых чипсов, старательно выводя слово «Тардион».

— Вот тебе бутылка «Черного принца». То еще дерьмо, но по рогам бьет отменно. Проверено на моем приятеле со второй роты.

— А сам не пробовал? — осторожно поинтересовался Джек, разглядывая этикетку пива.

— Пробовал, но жутко блевал. Но ты не опасайся, я тогда много чего намешал — молоко, снова пиво, еще был рыбный суп, острый сыр, снова пиво… Одним словом, что стало тому виной, осталось загадкой, и дело было закрыто за недостаточностью улик.

— В смысле?

— Наверно, я говорю сегодня слишком путано.

— Ты часто говоришь путано, Тедди. Сегодня ты снова мешал молоко с пивом?

— С пивом и печеньем, а это значительно круче…

С этими словами Хирш вылил полбутылки пива в пластиковый стакан из-под джиги-колы, долил туда молока и, взяв овсяное печенье, разломил его на четыре части и побросал сверху, с интересом следя за тем, как облепленные пузырьками кусочки печенья всплывают в пивной пене и, растеряв пузырьки, снова тонут в мутной пучине.

— Ну, выпьем? — предложил лейтенант, поднимая стакан с этим бульоном.

— Выпьем, — поддержал его Джек, салютуя «Черным принцем».

И они выпили, а лейтенант даже закусил размякшим в пиве печеньем.

— Кто первый рассказывает? — спросил лейтенант.

— Ты, Тедди.

— Ну хорошо.

Лейтенант отставил пластиковый стакан, отер с губ пивную пену и пригладил волосы.

— Короче, Джек, я справился. Пришел снова по тому же адресу, но уже без всяких там тросточек, шкондыбаек и войсковой поддержки в твоем лице. Отработал полную программу, а перед уходом — еще разок. И скажу тебе, что чувствую себя совершенно полноценным лейтенантом Хиршем, а не как в прошлый раз.

— Рад это слышать, Тедди. Ты действительно поправился.

— Да, костыли в этом деле плохие помощники.

Крепкое пиво ударило Джеку в голову, сделав его откровенным.

— Я не о костылях, я о том, какой ты был странный. Потому и девицы тебя пугались — именно этой твоей странности, а не каких-то там костылей…

— Что за странности, Джек? Говори толком, — заинтересовался лейтенант.

— Ты был полным шизоидом, понимаешь меня?

Джек отпил еще «Черного принца» и почувствовал необычайное вдохновение.

— Ты постоянно бредил, нес всякую хренотень, приходилось быть начеку, чтобы отобрать у тебя гуталин, когда тебе взбредет в голову его нажраться.

— Что, действительно все было так плохо?

— Было, приятель. Но теперь ты с нами, и я рад этому.

Хирш вздохнул, взял пластиковый стакан и, помедлив секунду, допил все, что в нем оставалось. Потом смял его, словно бумажку, и швырнул в угол.

— Давай спать, Джек, а завтра по дороге домой я выслушаю твой рассказ…

— Хорошо, — согласился Джек. Ему еще ни разу не приходилось рассказывать о своих приключениях с женщинами, хотя в казарме это была одна из основных тем.

Приняв душ, Джек, освеженный, вернулся в темную комнату, полагая, что лейтенант Хирш давно спит.

— Джек? — услышал он.

— Ну?

— Джек, у тебя правда было свидание?

— Было…

— С кем?

— С одной интересной особой, — ответил Джек, сбрасывая с кровати покрывало.

— Ну расскажи, что за особа, мне же интересно…

— А чего рассказывать, Тедди? У нас в казарме этих рассказов каждый день по десятку.

— Нет, Джек, когда треплются Баркли или Ситтон, это уже никому не интересно, а вот ты, парень, который петрит в стрельбе, полезен в бою и интересуется курицами, это совсем другое дело. Это интересно послушать даже с чисто научной целью.

Про научную цель Джек не очень понял, однако решил рассказать обо всем, что запомнил.

— Я встречался с женщиной, которая выступает на сцене, — сообщил он накрываясь жестким шерстяным одеялом, которое кололось даже сквозь плотный пододеяльник.

— Она что же — певичка?

— Нет, она не поет. Она скорее танцует.

— Где же она танцует?

— Ну… — Джек замешкался. — Я же сказал — на сцене.

— Понятно, что на сцене, а где эта сцена? «Бовари», комплекс «Ламстад», дворец культуры Фрее, зал «Олимпик»?

— Не знаю. Я видел ее только на афише.

— На афише, — повторил в темноте заинтригованный лейтенант. — Может, она в кордебалете?

— Я не знаю, что такое кордебалет.

— А может, она парикмахер, а? Оформитель? Подносчик каши?

— Каши? — не понял Джек.

— Ну знаешь, всякий обслуживающий народ, который кормит, одевает, обувает, поит и делает массаж «звездам».

— Нет, она точно не делает массаж, она сама звезда, Тедди.

— Так, начались фантазии… — по-своему истолковал слова Джека лейтенант Хирш. — Ладно, тогда давай спать, завтра в дороге побеседуем. Ты проспишься и забудешь про эти эротические фантасмагории, как я это называю.

— Хорошо, Тедди, спокойной ночи.

— Спокойной ночи, приятель.

После плотного завтрака клонило в дрему и можно было задержаться в отеле еще на пару часов, но лейтенант сказал, что в этом нет смысла.

— Если мы раньше предстанем пред очи капитана Хольмера, это нам очевидный плюс, Джек. А если проторчим здесь до обеда, получим только разочарование, ведь самое интересное обычно случается вечером в первый день увольнительной.