– Черт бы их побрал!

С воротной башни сорвалась ракета и, петляя и оставляя дымовой след, умчалась в ночь, вильнула влево и нырнула в ущелье на краю перешейка. Падая по склону, она разбрасывала искры, пока не нашла покой на дне ущелья, в тысяче футов от края обрыва. Два орудия бухнули одновременно, запустив ядра к фонарям-обманкам. Огонь же на батарее погас. Саперы свою работу закончили.

– Отведите роту к батарее, – велел Моррис Грину. – Гаррард! Останетесь со мной.

Ничего героического капитан предпринимать не собирался, но и просто доложить о потере трех человек по неустановленной причине не мог, а потому, захватив рядового Тома Гаррарда, побрел в западном направлении вдоль линии развертывания роты. Несколько раз они звали пропавших по имени, однако никто не откликался.

Первую находку сделал Гаррард, споткнувшись о тело.

– Не знаю, кто это, сэр, но, похоже, он мертвый. Тут все в крови.

Моррис выругался и наклонился над убитым. Промелькнувшая в небе ракета позволила рассмотреть перерезанное горло и черную лужу крови. Снятый с солдата мундир валялся рядом, изрезанный на куски. Зрелище было неприятное, и Моррис почувствовал, что его может вырвать.

– Здесь еще один, – сообщил Гаррард, приседая рядом со вторым трупом.

– Господи! – Капитан отвернулся, изо всех сил сдерживая подступающую тошноту, но кисловатая желчь уже поднималась по горлу. Он заставил себя сделать глубокий вдох. – Уходим.

– Поискать третьего, сэр? – спросил Гаррард. – Должен быть где-то здесь.

– Уходим!

Моррис повернулся и зашагал прочь, подальше от проклятого места.

Гаррард молча последовал за ним.

Стрельба прекратилась. Последняя ракета прочертила звездное небо, и Гавилгур снова погрузился в тишину.

Хейксвилл лежал в расселине, скорчившись и вздрагивая каждый раз, когда взрыв снаряда или пролетающая ракета освещали тесное убежище, отбрасывая зловещие тени. В какой-то момент он услышал вскрик Лоури, но звук оборвался, и сержант решил, что виной всему нервы. Потом прозвучал долгожданный свисток, сигнализировавший о том, что саперы справились с работой, и тут же по цепи передали приказ Морриса возвращаться на дорогу.

Ракеты еще летали, орудия били, поэтому Хейксвилл остался там, где был, и лишь когда огненная буря стала стихать, осторожно выполз из укрытия и, не поднимаясь, пополз к дороге.

– Хейксвилл! – окликнул голос.

Он замер, вжавшись в землю.

– Хейксвилл! – уже настойчивее, требовательнее повторил голос – Сержант Хейксвилл!

Инстинкт подсказывал, предупреждал, что темнота таит опасность, и сержант еще ниже опустил голову. Он слышал, как кто-то ходит неподалеку, как поскрипывает кожа, слышал дыхание, но незнакомец прошел мимо. Хейксвилл прополз вперед и, шаря в темноте рукой, внезапно наткнулся на что-то влажное и липкое. Он вздрогнул, поднес пальцы к носу и учуял запах крови.

– Господи... – прошептал сержант и, пошарив еще, обнаружил тело.

Пальцы скользнули по лицу, нашли открытый рот и спустились ниже. Шею пересекала зияющая рана. Хейксвилл торопливо отдернул руку.

Убитый мог быть либо Кендриком, либо Лоури, потому что они остались где-то здесь. То, что один, а может быть, и оба мертвы, означало, что смерть капитана Торранса не была результатом ссоры любовничков. Впрочем, в такое объяснение Хейксвилл и не верил. Он знал, кто застрелил капитана. Скотина Шарп остался в живых. И теперь чертов Шарп охотился на своих врагов. Трое или четверо уже поплатились жизнью, и Хейксвилл знал: следующий на очереди – он.

– Хейксвилл! – Голос был уже далеко.

Со стены форта грохнула пушка, и в свете вспышки сержант увидел фигуру в странной, длинной одежде. Силуэт ясно вырисовался на фоне осветившегося неба. Он был близко, но по крайней мере уходил. Так и есть – Шарп! Проклятый выскочка! Хейксвиллом овладел такой ужас, что по лицу побежали судороги, а руки затряслись.

– Думай, скотина, – сказал он себе, – думай.

И ответ пришел. Ответ столь очевидный, столь ясный, что было удивительно, почему он искал его так долго.

Шарп жив. Он не попал в плен и не прохлаждается в темнице Гавилгура, а рыщет по британскому лагерю, отыскивая и убивая своих врагов. И это означало, что у него, Хейксвилла, есть только один выход, только одно место, где он будет в безопасности, где Шарп его не найдет. Надо бежать в крепость. По лагерю ходили слухи, что Гавилгур сильно укреплен, что штурм будет кровавый и, вполне вероятно, завершится неудачей. Но даже если крепость и падет, можно объяснить, что он просто попал в плен. Впрочем, так далеко в будущее Хейксвилл не заглядывал. Сейчас он хотел только одного: оказаться как можно дальше от Шарпа. Приняв решение, сержант повернул на юг, вниз по склону холма, а спустившись, вскочил и что было духу помчался к темным стенам через повисший над землей плотный тошнотворный пороховой дым.

Он пролетел мимо водохранилища, пронесся по дороге и повернул налево, к вырисовывающемуся в темноте силуэту воротной башни. И там, добежав, ударил кулаком в массивные, обитые железом ворота.

Никто не ответил.

Хейксвилл снова постучал, на сей раз прикладом мушкета, а потом принялся колотить изо всех сил, раз за разом оглядываясь, словно оттуда, из темноты, могла в любую секунду протянуться беспощадная рука мстителя. Наконец его услышали. Маленькая дверь слева от ворот открылась, и в проеме появился факел.

– Я дезертир! – прошептал Хейксвилл. – Я перешел на вашу сторону!

Руки схватили сержанта и затащили внутрь. Укрепленный высоко на стене факел позволял разглядеть узкий коридорчик, мощные укрепления и темные лица людей, которые взяли его в плен.

– Я на вашей стороне! – снова крикнул Хейксвилл. Дверь за его спиной со стуком закрылась. Лязгнул запор. Кто-то забрал у него мушкет. – Я на вашей стороне!

По вымощенной каменными плитами дорожке шел высокий мужчина с сухощавым, изрезанным морщинами лицом.

– Кто вы? – спросил незнакомец по-английски.

– Я готов драться за вас, сэр. Желаю и умею, сэр. Старый солдат, сэр.

– Меня зовут Ману Баппу, – певучим голосом сказал индиец, – и я здесь командую.

– Очень хорошо, сэр. То есть сахиб. Очень хорошо, сахиб. – Хейксвилл вытянулся в струнку, задрал подбородок и выпятил грудь. – Хейксвилл, сэр. Таково мое имя. Сержант Обадайя Хейксвилл.

Ману Баппу задумчиво смотрел на красномундирника. Дезертиров он не любил. Кто изменил одному флагу, может так же легко изменить и другому. Предателю доверять нельзя. Однако новость о перебежчике из вражеского лагеря придаст уверенности гарнизону. Нет, все же лучше сохранить ему жизнь и явить всем как пример упадка боевого духа неприятеля, чем расстрелять на месте.