Шайя заметила, что Хатту слушал их разговор со все возрастающим беспокойством и ужасом на лице.

— Но, повелитель, ведь она нарушила кодекс этого дома. Мы никому не отрезаем части тела, не уродуем создания богов.

— То есть ты хочешь сказать, что я только что пошел против воли богов? — В голосе князя зазвучало ледяное презрение.

— Я… нет… я хотел…

— Ты больше никогда не станешь возражать мне при свидетелях, Хатту. Ты хороший целитель. Ты будешь и дальше заведовать этим домом, но в этом зале твое слово не имеет веса. Он принадлежит Шайе. Она будет делать то, что считает нужным, и если ты умен, Хатту, то будешь сотрудничать с ней и не станешь пытаться усложнять ей жизнь. У нас сейчас война с демонами. Каждый день мужчины получают увечья, каждый день кто-то насмехается над творением богов. Мне нужна целительница, обладающая даром оставлять в живых хороших ребят. Я полководец, и пройдет совсем немного времени, прежде чем бессмертный Ансур снова позовет меня командовать войском. И тогда я заберу Шайю с собой. А до тех пор я хочу, чтобы она оставалась здесь и чтобы с ней обращались как полагается. Мы друг друга поняли, Хатту?

Целитель униженно поклонился:

— Ваша мудрость просветила меня, мой князь. Все будет так, как вы пожелаете.

— Значит, этот вопрос мы прояснили, — произнес Аркуменна и, взяв правую руку Шайи, запечатлел на ней поцелуй. — Рад был познакомиться с тобой.

Шайя внутренне сжалась. Что теперь будет? Приглашение в княжеский дворец, поужинать с ним? Или он окажется тактичнее, не станет говорить это при всех, а пришлет к ней гонца?

Аркуменна отвернулся от нее.

— Мне рассказывали, что ты лечишь мужчину, который считает себя птицей, Хатту. Это правда?

— Да, повелитель. Он в зале запутавшихся. Нам пришлось приковать его к стене, поскольку иначе…

Князь и его свита вышли из зала. Шайя удивленно глядела им вслед. Аркуменна не обернулся, чтобы посмотреть на нее. Возможно ли, что он просто проявил вежливость, без всякой задней мысли?

Сахам негромко хлопнул в ладоши. Не считая больных, в зале остался только он. Энак присоединился к княжеской свите.

— Какая дуэль! Полководец против воительницы. Готов спорить, что скоро у вас будет надежное место в свите нашего князя.

Шайя заставила себя улыбнуться.

— Я не воительница.

— Я узнаю бойца, когда встречаю его. Вы были неподражаемы, госпожа.

— Я сражаюсь с болезнями и смертью, — ответила женщина, постаравшись, чтобы голос ее прозвучал раздраженно. — И иногда — с дурными манерами.

Сахам покачал головой:

— Большинство мужчин в этом городе не осмелились бы говорить так с князем. Вы воительница, что бы там ни болтали. Вы можете командовать в сражении, в этом я уверен.

— Что ж, в таком случае займемся битвой за жизнь наших больных. Мне нужна свежая вода, чтобы помыть лежачих. Иди и принеси мне два полных ведра.

Старик ударил себя кулаком по груди, как иногда поступали воины, приветствуя своего князя.

— Как скажете, повелительница! — Посмеиваясь, он вышел из зала молодцеватым шагом.

И тут Шайя почувствовала, как больные смотрят на нее. Большинство из них не поняли, о чем она говорила с ларисом.

Внезапно Вибий тоже ударил себя рукой в грудь, приветствуя ее, словно полководца. Один за другим мужчины стали повторять за ним. Те, кто был слишком слаб, лишь намекнули на приветствие. Действие поддержали даже те, кто с криками сопротивлялся ампутации.

Шайя судорожно сглотнула. Она была тронута и не знала, что сказать. Смущенно улыбнувшись, женщина вышла на террасу. Пока что там было еще пусто, но вечером сюда выносили кровати с ранеными. Сахам и Энак ругались из-за этой дополнительной работы, но целительница считала, что успех стоит того. Шайя устало обвела взглядом море, широко раскинувшееся вокруг острова. Солнце почти полностью утонуло в нем.

В последнее время она взяла себе за правило выходить сюда на закате, чтобы насладиться игрой красок и хоть немного побыть наедине. Примерно в миле от нее на небольшом утесе посреди моря возвышалась одинокая сторожевая башня. Как и каждый вечер, на ее платформе зажгли сигнальный огонь, указывая кораблям путь в Асугар. Шайя любила эти мирные закаты и была рада, что смогла отвоевать здесь место для себя, хотя ценой за это стала перспектива отправиться на войну. Белый волк, девантар ее народа, наверное, очень забавляется, глядя на нее. Мира ей не видать.

Сахам был прав. Она — воительница, и жизнь ее неотделима от полей сражений. Глубоко вздохнув, она стала наслаждаться легким солоноватым привкусом на губах. К расположившейся в гроте городской гавани приближалась большая черная тень. Боевая галера. Длинные весла вспенивали темное море. Войско уже в городе. Говорили, что внизу, в гавани, стоят на якоре пятьдесят боевых кораблей. Хоть бы судьба не повела ее в море. Она ведь даже не умеет плавать.

— Госпожа?

Вернулся Сахам, неся ведра с водой, и Шайя обрадовалась возможности заняться своими обязанностями, вместо того чтобы и дальше предаваться бесплодным размышлениям.

Бидайн стояла на цыпочках с поднятыми высоко над головой руками и практически не могла пошевелиться. Она попыталась соединить пальцы правой руки с большим пальцем левой и потянула, одновременно вращая большим пальцем. Раздался резкий щелчок, и палец выскочил из сустава. От боли эльфийка обмякла. На глазах выступили слезы, но она все равно вдавила выбитый палец в ладонь и потянула левую руку из железных оков. Было по-прежнему тесно. Грубое железо царапало кожу. А потом она освободилась.

Эльфийка поглядела на кольцо в стене, сквозь которое была продета цепь с висевшими на ней оковами. Сейчас, высвободив руку, она могла просто протянуть цепь сквозь кольцо. Можно было лечь на пол, чтобы не висеть вплотную к влажной стене. «Но тогда я усну, — с горечью подумала эльфийка, — и если меня обнаружат в таком виде, то прикуют так, что шансов освободиться больше не будет». Значит, нужно продолжать стоять.

Стиснув зубы, Бидайн вправила большой палец, затем потянулась, ухватилась раненой рукой за железные оковы. Если смотреть невнимательно, то можно ничего не заметить. Эльфийка погрузилась в транс. Текли часы. Когда ее начала мучить жажда, она попыталась изгнать мысли о глотке воды, но с каждым мгновением это становилось все труднее и труднее.

От мечтаний о чистом бурном горном источнике ее оторвал смех. Бидайн подняла голову. В маленькое зарешеченное окошко в двери падал свет.

— Ты будешь вести себя прилично!

Раздался приятный теплый смех.

— Тогда меня, наверное, не было бы в этом доме.

— Ты знаешь, что я имею в виду, — послышался раздраженный голос.

— Нет.