На то, чтобы добраться до убежища Иоланды и Айкама, я потратил почти целый день. Мой последний день в Уль-Коме. Пересаживаясь из одного такси в другое, я ездил в разные концы города.

– Надолго приехали? – спросил меня последний водитель.

– На пару недель.

– Вам здесь понравится, – сказал он с энтузиазмом новичка. Он был курд.

– Покажите мне свои любимые места в городе. Проблем здесь не бывает? Говорят, тут не все любят иностранцев…

Он пренебрежительно фыркнул.

– Идиоты есть везде, но это лучший город в мире.

– Сколько вы уже здесь?

– Четыре года с лишним. Один год в лагере…

– В лагере беженцев?

– Да, в лагере, и еще три года готовился к получению гражданства. Говорил на иллитанском, учил, ну, вы понимаете, не… ну, не-видеть другое место, чтобы не проламываться.

– Вы никогда не думали о том, чтобы поехать в Бешель?

Он снова фыркнул.

– А что там, в Бешеле? Уль-Кома – лучший город в мире.

Он провез меня мимо орхидариума и стадиона «Джингис Канн», туристическим маршрутом, по которому он, очевидно, уже ездил. А когда я предложил ему выбрать то, что нравится лично ему, он начал показывать мне городские сады, где рядом с улькомцами курды, пакистанцы, сомалийцы и сьерра-леонцы, прошедшие суровый отбор, играли в шахматы, глядя друг на друга с вежливой неуверенностью. На перекрестке каналов он, тщательно стараясь не сказать что-нибудь однозначно противозаконное, показал туда, где друг друга огибали корабли – яхты из Уль-Комы, несколько перевозящих грузы транспортов из Бешеля.

– Видите? – спросил он.

На противоположной стороне ближайшего шлюза на нас смотрел какой-то человек, наполовину закрытый людьми и невысокими деревьями. Я встретился с ним взглядом – на секунду засомневался, но потом решил, что он в Уль-Коме, так что это не пролом, – и смотрел на него, пока он не отвернулся. Я попытался выяснить, куда он пошел, но он исчез.

Выбирая достопримечательности, которые предлагал мне водитель, я стремился к тому, чтобы маршрут пересекал город из конца в конец. Он был в восторге от того, что ему попался такой пассажир. Время от времени я посматривал в зеркала заднего вида: если за нами и был «хвост», то следили очень опытные и осторожные шпионы. После трех часов поездки я заплатил ему немыслимую сумму денег – в гораздо более твердой валюте, чем заплатили мне, – и приказал высадить меня в переулке рядом с магазинами, торгующими пиратским софтом и секонд-хендом, в одном квартале от жилого комплекса, в котором прятались Иоланда и Айкам.

На минуту мне показалось, что они забили на встречу, и закрыл глаза. Но я все-таки встал рядом с дверью и зашептал: «Это я, это Борлу, это я». Наконец дверь открылась, и Айкам меня впустил.

– Приготовьтесь, – сказал я Иоланде. Сейчас она была еще больше похожа на испуганное, грязное животное, чем в прошлый раз. – Возьмите свои документы. Соглашайтесь со всем, что я или мои коллеги будем говорить на границе. И подготовьте вашего любовничка к мысли о том, что он с нами не едет. Потому что драматические сцены в Копула-Холле нам не нужны. Мы вывозим вас за границу.

* * *

Поначалу мне показалось, что Айкам все равно поступит по-своему, но она заставила его остаться в квартире. Я не верил в то, что он не станет привлекать к себе внимание.

Он снова и снова требовал объяснить ему, почему он не едет. Она показала, что его номер телефона у нее, и поклялась позвонить ему из Бешеля и из Канады. После нескольких таких заверений он наконец смирился и, словно брошенный зверек, стал смотреть на то, как мы закрываем перед ним дверь. Мы прошли мимо горящих фонарей к углу тенистого парка, где в полицейской машине без маркировки нас ждал Датт.

– Иоланда, – он кивнул ей с водительского сиденья. – Заноза в заднице. – Так он поприветствовал меня. Мы поехали. – Какого хрена? Кого именно вы разозлили, мисс Родригес? Из-за вас я просрал свою жизнь и вынужден работать с этим психованным иностранцем. Там, сзади, лежит одежда… Я, конечно, уже без работы.

Вполне возможно, что он не преувеличивал.

Иоланда уставилась на него. Он бросил взгляд в зеркальце и рявкнул:

– Да блин! Вы думаете, что я подсматриваю?

Тогда она скользнула вниз по заднему сиденью и начала вылезать из своей одежды, заменяя ее на милицейскую форму, которую ей привез он, – форму, которая почти была ей впору.

– Мисс Родригес, делайте, что я скажу, и от меня не отходите. Там есть красивый наряд и для нашего другого – потенциального – гостя. А это для вас, Борлу. Возможно, это отчасти избавит нас от дерьма. – Я развернул куртку со складывающейся милицейской эмблемой. – Жаль, что на них нет знаков отличий. Я бы понизил вас в звании, блин.

Датт не вилял из стороны в сторону и не допускал той ошибки, которую совершают те, у кого совесть нечиста, – не ехал медленнее и осторожнее, чем машины вокруг нас. Он выбирал главные улицы и то включал, то выключал фары – так улькомцы указывают на ошибки другим водителям. Короткие яростные сообщения, своего рода агрессивная азбука Морзе: щелк-щелк, ты меня подрезал, щелк-щелк-щелк, давай уже, решайся.

– Он снова звонил, – тихо сказал я Датту. – Возможно, он будет там. И в этом случае…

– Давайте, заноза в заднице, повторите это еще раз. И в этом случае он переходит границу, так?

– Он должен отсюда выбраться. У вас есть еще один комплект документов?

Датт выругался и ударил по рулевому колесу.

– Как я жалею, что не нашел способ отказаться, не лезть в это дерьмо. Надеюсь, он не придет. Надеюсь, Орсини действительно до него доберется. – Иоланда уставилась на него. – Я прощупаю того, кто будет на посту. Будьте готовы к тому, что придется раскошелиться. В крайнем случае я отдам ему свои документы.

Копула-Холл – над крышами домов, за газовыми комнатами и кабелями телефонных станций – мы увидели задолго до того, как прибыли в него. Сначала мы проехали, стараясь не-видеть как можно больше, мимо задней части здания, обращенной к Уль-Коме, мимо входа в Бешель, мимо очередей бешельцев и возвращающихся улькомцев, которые втягивало в себя терпеливое подземелье. Мигали огни бешельской полицейской машины. Мы были обязаны их не-видеть, но мы, тем не менее, невольно понимали, что скоро уже окажемся на той стороне. Наша машина обогнула огромное здание по пути к его входу на авеню Уль-Майдин, напротив храма Неизбежного Света, где медленно двигалась очередь из тех, кто направлялся в Бешель. Там Датт припарковался – небрежно, с милицейским нахальством, не перпендикулярно тротуару. Мы выбрались из машины и двинулись сквозь толпы прогуливающихся людей к огромному внешнему двору и границам Копула-Холла.

Милиционеры-охранники у здания ни о чем нас не спросили и даже не заговорили с нами, когда мы протискивались через очереди и шли по дороге мимо стоящих автомобилей. Они лишь провели нас через служебный вход на территорию самого Копула-Холла, который ждал, чтобы поглотить нас.