Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Значит, вы решили навестить нас еще до лета? — ледяным голосом спросила Дина у Жуковского.
Она услыхала, что он спускается по лестнице, и под каким-то предлогом вышла в прихожую.
Предназначенная ей улыбка застыла у него на лице.
— Может, в Рейнснесе не принято принимать гостей перед Рождеством? — спросил он, подходя к ней с протянутыми руками.
— В Рейнснесе всегда рады гостям, и тем, кто обещал приехать, и тем, кто не обещал…
— Значит, я не помешаю?
Не отвечая, она смотрела на него.
— Откуда вы приехали? — спросила она наконец и подала ему руку.
— С севера.
— Север большой.
— Да, очень.
— Вы надолго к нам?
Обеими руками он сжал ее руку, словно хотел согреть.
— Если можно, до следующего парохода. Я не буду вам в тягость.
— У вас есть те сигары, которые были в прошлый раз?
— Да.
— Тогда мы успеем покурить натощак перед завтраком! Между прочим, ко мне в комнату попала книга с непонятными русскими буквами. Сегодня ночью.
Глаза у него улыбались, но лицо было серьезное.
— Оставь ее пока у себя. Книги портятся от сырости, а на море слишком влажный воздух. Мне хотелось перевести эти стихи. Они очень красивые. В нашем сумасшедшем мире… Я переведу их для тебя. Ты знаешь Пушкина? — Нет.
— Я расскажу тебе о нем, если захочешь. Она кивнула. В глазах еще вспыхивала ярость.
— Дина… — мягко сказал он.
Мороз разукрасил кружевом окна. Слабый аромат сигарного дыма пополз из гостиной.
— Варавва не кузнец, — прошептала она и коснулась пальцами его запястья.
Разверз камень, и потекли воды, потекли рекою по местам сухим.
Псалтирь, 104:41
Нильс старался держаться поближе к Жуковскому, словно искал у русского защиты. Теперь он даже обедал вместе со всеми и по вечерам сидел в курительной. Они с Жуковским о чем-то тихо и долго беседовали.
Андерс был занят, сразу же после Рождества суда уходили на Лофотены. Он то уезжал, то приезжал. На одном из больших карбасов он взял хороший улов сайды возле Анденеса. В последние годы Андерса по всему краю стали звать Королем сайды. Были закуплены новые снасти.
Однажды, когда в Рейнснес приехал ленсман со своей семьей, Андерс принес в столовую какие-то чертежи. Все только что сели за стол. Он гордо разложил чертежи на свободном месте.
Солонина томилась в ожидании, пока все разглядывали это чудо.
Андерс задумал построить на карбасе домик с печью, тогда бы им не пришлось возвращаться на берег, чтобы приготовить себе пищу. Промышляли бы в море и днем и ночью, а спали бы в домике по очереди.
Ленсман кивал и дергал себя за бороду. По его мнению, выглядел бы такой дом довольно нелепо, однако имело смысл попробовать. А советовался ли Андерс на этот счет с Диной?
— Нет. — Андерс краем глаза глянул на Дину. Нильс назвал идею безумной. Карбас будет выглядеть безобразно. Станет высоким, непослушным, да и на буксир его не возьмешь.
Жуковский же считал, что дело стоящее. Русские лодьи тоже красотой не блещут, а на море нет ничего надежнее их. Он разглядывал чертежи Андерса и одобрительно кивал.
Матушка Карен всплеснула руками, восхитилась идеей Андерса, но попросила всех сесть за стол, пока еда не остыла.
Дина хлопнула Андерса по плечу и добродушно бросила:
— Ну и хитрец же ты, Андерс! Поставим на карбасе дом!
Взгляды их встретились. Андерс убрал чертежи и сел. Он добился своего.
Я Дина. У Евы с Адамом было два сына. Каин и Авель. Один убил другого. Из зависти.
Андерс никого не убьет. Но именно его мне хотелось бы сохранить.
Присутствие Нильса за столом и его постоянные обращения к Жуковскому злили Дину, как муха, попавшая в тарелку. Она следила за ним со своей обычной усмешкой, а потом требовательно обращала на себя внимание Андерса и Жуковского.
Стине тоже всегда была настороже в присутствии Нильса. Иногда она тихо и строго делала замечания детям. Она воспитывала своих щенят доброй, но твердой рукой. Вопреки всем обычаям дети в Рейнснесе ели за общим столом со взрослыми. Поев, они могли тут же выйти из-за стола. Уложить их спать было трудно. Но к розгам в Рейнснесе не прибегали. Так постановила Дина. Тот, кто умел сдержать необъезженную лошадь, только показав ей кнут, мог одним взглядом успокоить и двух расшалившихся детей.
Стине не всегда была с ней согласна, но помалкивала. Если случалось, что она таскала Вениамина за вихор, это оставалось между ними.
Вениамин мирился с наказаниями Стине, потому что она всегда была справедлива. Кроме того, когда Стине волновалась, от нее начинало пахнуть чем-то особенным. Этот запах Вениамин помнил и любил с младенчества.
Он не спорил, когда она наказывала его, как не спорят с погодой и временами года. И не таил на нее зла — поплачет немного и забудет.
А вот Ханна была другая. Ей всегда нужно было объяснить, в чем она виновата. Иначе наказание вызывало лавину криков и мести. И утешить ее тогда мог только Вениамин.
В тот день, когда ленсман с сыновьями приехал в Рейнснес перед Рождеством, Вениамин особенно расшалился за столом.
— Нехорошо, что оба ребенка в Рейнснесе растут без твердой отцовской руки, — проворчал ленсман.
Стине залилась краской и опустила голову. Нильс уставился на стену, словно увидел там редкое насекомое.
Но Дина засмеялась и отправила Вениамина и Ханну доедать на кухню к Олине.
Они взяли свои тарелки и весело покинули столовую, не испытывая при этом никакого стыда.
— Моего отца тоже не очень волновало, как я росла в детстве, — заметила Дина.
Ленсману как будто плюнули в лицо табачной жвачкой.
Матушка Карен в отчаянии переводила взгляд с одного на другого. Но молчала. Дина подлила масла в огонь:
— Я тоже росла без твердой отцовской руки, когда меня отдали арендатору в Хелле. А вот теперь я — хозяйка Рейнснеса!
Ленсман хотел вскочить. Но Дагни схватила его за руку. Еще дома она предупредила его, что, если в Рейнснесе он поссорится с Диной, ноги ее там больше не будет. Мстительные слова Дины в ответ на замечание ленсмана обидели Дагни. Собственно, только она и чувствовала себя униженной. Ленсман был толстокож и нечувствителен к подобным уколам, как морж в брачный период.
Он сдержался и обратил все в шутку. И тут же завел разговор о доме, который Андерс хотел поставить на карбасе.
Глаза Жуковского как коршуны парили над обедающими.