– Ничего, сэр, заживет.

Лассау посмотрел на труп.

– Ну, что теперь?

– Теперь? – Шарп мечтал о стакане вина и тарелке того роскошного супа. – Ничего. У них будет другой командир. Мы по-прежнему должны отдать золото.

Тереза горячо, сердито заговорила по-испански. Шарп улыбнулся.

– О чем это она, сэр? – спросил Ноулз, завороженно разглядывая кровавые пятна на черепице.

– По-моему, ей не по душе идея насчет другого командира, – ответил Шарп, сгибая и разгибая левую руку. – Если помощники Эль Католико не добудут золото, командиров из них может не выйти. Верно?

Она кивнула.

– Так кто же займет его место? – Ноулз сел на парапет.

– Ла Агуджа. – Шарпу нелегко давалось испанское «ж».

Польщенная Тереза рассмеялась, а Харпер в свою очередь подверг обыску карманы Эль Католико.

– Л а кто?

– Л а Агуджа – Игла. У нас с нею договор.

– Тереза? – изумленно переспросил Ноулз. – Мисс Морено?

– А почему бы и нет? Дерется она лучше многих. – Шарп сам сочинил прозвище и увидел, что оно ей понравилось. – Но чтобы этого добиться, надо удержать золото, вынести из крепости и сдать генералу. Довести дело до конца.

Лассау вздохнул и убрал в ножны так и не понадобившуюся саблю.

– Стало быть, дружище, мы возвращаемся к прежней теме. Как?

Шарп давно ждал этой минуты. Ждал и боялся. Но отдалять ее он больше не мог.

– Кто нам мешает?

Лассау пожал плечами.

– Кокс.

Шарп кивнул и тихо произнес:

– У Кокса есть власть, пока он командует гарнизоном. Не будет гарнизона, не будет и власти. И он не сможет нас остановить.

– Что же из этого следует? – Ноулз нахмурился.

– А то, что завтра на рассвете мы уничтожим гарнизон.

На секунду воцарилась мертвая тишина, затем ее нарушил возглас Ноулза:

– Невозможно!

Тереза от души рассмеялась.

– Возможно!

– Господи всемилостивейший! – На лице немецкого капитана отразился ужас.

Харпер, казалось, нисколько не удивился.

– Как, сэр?

И Шарп объяснил.

В тот понедельник Альмейда пробудилась рано. Задолго до первых проблесков рассвета по мостовой забухали солдатские сапоги, зазвучали будничные разговоры – верное средство от пафоса великих событий. Война добралась-таки до пограничного города, и между его внешними гласисами и замаскированными батареями французов сосредоточились надежды и чаяния Европы. Жители далеких городов смотрели на карты. Если выстоит Альмейда, то, возможно, удастся спасти Португалию, – но в это мало кто верил. Самое большее семь недель, говорили люди, а то и шесть – и Массена отдаст своим солдатам на разграбление Лиссабон. Британцы обречены, они уже бегут, бросая последние крепости, и каждый день в штабах Петербурга и Вены, Стокгольма и Берлина на столах расстилались карты и генералы ломали головы, куда теперь Наполеон пошлет своих непобедимых пехотинцев в сине-белых мундирах. Конечно, жаль Британию, но кто ожидал иного исхода?

На южной стене у жаровни стоял Кокс, ждал, когда рассвет явит ему новые французские батареи. Вчера неприятель дал по городу несколько выстрелов и уничтожил телеграф, а сегодня он возьмется за дело всерьез, в этом Кокс не сомневался. Он уповал на мощную оборону, на бои, описания которых попадут на страницы исторических хроник, надеялся задержать французов до дождей и спасти Португалию; но он также представлял себе осадные орудия, бреши, пробитые в толстых стенах, и вопящие, ощетиненные сталью батальоны, которые в одну из ночей ринутся на штурм и повергнут его чаяния в прах. И он, и осаждающие понимали, что город – последнее препятствие для победоносной французской армии. Кокс, как ни подогревал он в душе надежду, все-таки не верил, что Альмейда простоит до затяжных дождей, когда реки выйдут из берегов, а дороги превратятся в непролазную топь.

Высоко над ним, у замка и собора, что венчали холм, Шарп пинком распахнул дверь пекарни. В сумраке угадывались округлые линии печей; на ощупь кирпич был холоден. Рядом с Шарпом дрожала Тереза, хоть и куталась в его длинную зеленую шинель. А стрелка изводила боль: саднили нога, предплечье и порезы в боках, раскалывалась голова после бессонной ночи, проведенной в мучительном споре.

– Неужели нет другого выхода? – с мольбой вопрошал Ноулз.

– А что, есть? Тогда скажите.

И сейчас в холодном безмолвии Шарп все еще искал другой выход. Поговорить с Коксом? Или с Керси? Но только Шарпу известно, как отчаянно Веллингтон нуждается в золоте. Коксу и Керси покажется нелепостью, что несколько тысяч золотых монет могут спасти Португалию, а Шарп не в силах объяснить – как, он ведь и сам не знает. Проклятая секретность! Из-за нее должны погибнуть сотни людей. Но если золото не доберется до Веллингтона, война будет проиграна.

А Тереза все равно уйдет. Через несколько часов они простятся, он поведет роту к своим, а девушка вернется в горы, на «малую войну». Он прижал ее к груди, вдохнул запах ее волос; его охватило желание, но в следующий миг они отступили друг от друга – снаружи зазвучали шаги, дверь распахнулась, и в сумрак заглянул Патрик Харпер.

– Сэр?

– Мы здесь. Достал?

– Все в порядке, – довольно бодро ответил Харпер и указал назад, на Хельмута. – Один бочонок пороха, сэр. Спасибо Тому Джеррарду.

– Он спрашивал, зачем?

Харпер отрицательно покачал головой.

– Сказал, что если для вас, сэр, то все в порядке. – Сержант помог немцу внести в пекарню вместительный бочонок. – Черт, тяжелый, сэр.

– Может, подсобить?

Харпер выпрямился и воскликнул с притворным негодованием:

– Чтобы офицер таскал бочки, сэр? Мы же в армии, черт возьми! Мы ее сюда приволокли, мы здесь все и закончим.

– Знаете, что делать?

В этом вопросе не было необходимости. Шарп поглядел сквозь грязное стекло на площадь и в слабом сиянии зари увидел, что двери собора все еще закрыты. Может быть, тюки с патронами уже унесли. Может быть, Веллингтон послал к Коксу гонца на быстром коне, предположив, что Шарп застрял в Альмейде.

Он тряхнул головой, отгоняя проклятые мечты.

– Ладно, приступайте.

Хельмут одолжил у Харпера штык, воткнул в днище бочонка, провертел дырку диаметром с мушкетный ствол и удовлетворенно крякнул. Харпер кивнул Шарпу и произнес беспечным тоном:

– Ну, мы пошли.

Шарп заставил себя ухмыльнуться.

– Поосторожнее там.

Он хотел сказать сержанту, чтобы не марался, что это грязное дело капитана Шарпа, но знал, что на это ответит ирландец. Капитан смотрел, как двое мужчин – высокий и низкий – поднимают бочонок стоймя, встряхивают, чтобы из отверстия посыпался порох, неуклюже выбираются за дверь и идут по площади. Они шли по водосточной канаве – Харпер по дну, а Хельмут по краю, это облегчало ходьбу. В окно пекарни Шарп видел, как порох сыплется на темные камни, как приближается к собору страшная дорожка. Ему не верилось, что это происходит на самом деле, что генеральское «вы должны, Шарп» толкает его на непоправимое. Снова нахлынули сомнения. А вдруг все-таки можно убедить Кокса? Или того хуже, вдруг из Лондона прибыло золото, и все это – напрасно?