– Иванович, – ответил инженер. – Лютиков.

– Василий Иваныч, ты специалист – ты и думай, что куда подключать. Не можешь решить, что ли?

– Решить-то могу. А смету с кем согласовывать?

– По всем вопросам – к Антону Петровичу Кондратьеву.

– А где он? – поинтересовался Лютиков.

– Вечером подъедет. – Петр кивнул в сторону гомонящих рабочих. – Когда жилье для него обустроят.

– Рабочие оставляют желать лучшего, – заметил Лютиков. – Квалификация у них нулевая.

– Из Германии, может, рабочих подвезти? – хмыкнул Петр. – А платить им ты будешь? Какие есть, с теми работай. Бывай!

Он хлопнул инженера Лютикова по плечу и сел в машину.

– Понятно, – усмехнулся тот, когда «Мерседес» скрылся за поворотом аллеи. – Канарейку за копейку, чтобы пела и не ела.

И направился к разоренному особняку.

Как и было обещано Кондратьевым-старшим, Антон Петрович появился в Ангелове вечером. Подъехала к парку «Газель», он вышел из нее и сказал водителю:

– Вещи к главному корпусу везите.

– А ты куда, Антоша? – высунулась в окошко мать.

– Никуда, – мрачно буркнул он. – По парку прогуляюсь.

– И правильно, сынок, – закивала та. – Оглядись, что тут и как.

– Да плевать мне, что тут и как! – взорвался Антон. – Завтра в Москву вернусь.

– Да как же, сыночек?

– Да так же! Дворником устроюсь.

Антон вошел в ворота и сразу свернул с аллеи на тропинку. Валентина вздохнула, провожая его взглядом.

«Канарейки за копейки» между тем проводили досуг возле вагончика, в который их поселили на время работ в бывшем санатории. Теперь, к вечеру, только один из них, самый щуплый, был способен на осмысленное действие – он и кошеварил у костра, все остальные выпивали.

– Ну чё, готово? – поторопил его товарищ, громила с бессмысленными глазами. – Закусить пора!

– Подождешь, – огрызнулся щуплый. – Эт тебе не собаку жарить.

Трудно было ожидать особой чувствительности от человека такого вида, однако от упоминания о жареной собаке громила издал утробный звук и под общий хохот бросился, ломая кусты, в темноту парка.

Когда, вытирая рот, он выбрался из кустов на неширокую аллею, то чуть не столкнулся с девчонкой. То есть не с девчонкой – она выглядела уже достаточно взрослой, чтобы привлечь его внимание.

– Ой! – отшатнулась девчонка.

– Ты чего? – спросил громила.

– Ничего.

Не орет. Похоже, не боится. А красивая! Глазищами здоровенными сверкает, и волосы такие… Распустила Дуня косы!

– Не спеши, красивая, – осклабился громила и схватил девчонку за руку. – Пошли со мной!

Она заколотила его по руке, но не закричала, а зашипела:

– Пусти! Пусти, говорю!

Отпускать ее он не собирался. Да их всех отсюда не сегодня завтра выпнут точно, как набрали, так и выпнут, а тут девка вон какая! Грех не попользоваться, раз такая возможность.

Тут чертова девка быстро наклонилась и укусила его за руку.

– Ах ты!.. – заорал громила. – Покусаешься у меня!

Он толкнул ее в грудь, она отлетела к дереву, ударилась спиной и наконец громко вскрикнула. Громила не торопясь подошел к ней и уже протянул руку – вмазать ей для начала по роже, чтоб не кусалась, – но поднял взгляд и обмер.

Из-за кустов, росших прямо за деревом, к которому, зажмурившись, прижималась девка, вышел огромный волк. В ту же самую минуту луна поднялась над кустами, и в ее неярком свете стало видно, как волк медленно приподнимает верхнюю губу… От холодного сияния волчьих глаз и от утробного рычания, которое он издал, у громилы волосы встали дыбом. Он закричал так, что даже девка испугалась – открыла глаза и с изумлением уставилась на него. Не понимая, что случилось, она оглянулась на кусты, куда был направлен его взгляд, и увидела, как кто-то вырывается из этих кустов и тут же сбивает с ног нависшего над ней громилу.

Тот упал на спину и увидел там, где только что отчетливо видел волка, такой же отчетливый человеческий силуэт. Пьяный дурман мгновенно вышибло у него из головы.

– А-а-а!.. – завопил громила.

И, перевернувшись на четвереньки, как собака бросился в кусты.

– Живая? – услышала Любочка.

– Д-да… – дрожа, пробормотала она.

– Встать можешь?

Тут она сообразила, что голос у спрашивающего совсем не тот, который требовал, чтобы она шла с ним. Она открыла глаза пошире и увидела, что и человек над ней склонился совсем другой.

– Конечно, – кивнула Любочка.

Человек подал ей руку, помог подняться с земли и спросил:

– Что он тебе сделал?

– Да ничего, – пожала плечами она.

– Погромче надо было кричать. А то я же случайно услышал. Визжала бы.

При свете луны Любочка видела этого человека уже совсем ясно. Незнакомый, это точно. Что он здесь делает, интересно? На рабочего не похож – и держится, и даже одет совсем иначе, чем тот громила. На пациента, случайно задержавшегося в разоренном санатории, тем более не похож – молодой слишком. Смотрит с интересом и в общем симпатичный.

– Мне нельзя визжать, – ответила Любочка.

– Почему? – удивился он.

– Связки нельзя напрягать.

– А если бы он тебя убил?

– Не убил бы, – фыркнула она. И насмешливо добавила: – Спасибо тебе, герой! Но, вообще-то, он сам убежал.

Они посмотрели друг на друга и одновременно расхохотались.

– Ясное дело, тебя испугался, – кивнул незнакомец. – Меня зовут Антон.

– А меня Люба.

– Ты сейчас куда? – поитересовался Антон.

– Домой.

– А где ты живешь?

– А тебе зачем? – насторожилась Любочка.

Он пожал плечами?:

– Провожу.

– Ну, проводи, – согласилась она. И показала на окна, светящиеся вдалеке между деревьями. – Вон там я живу, во флигеле.

Они медленно пошли по аллее.

– А почему тебе связки нельзя напрягать? – спросил Антон.

– Потому что я певица, – ответила Любочка.

– Ого! А где поешь? В Большом театре?

– Большой театр – это мечта, – засмеялась она. – Ну, или Ла-Скала. Я учусь пока. В консерватории, на первом курсе.

– А я музыку не понимаю, – вздохнул Антон.

– Да ну! – не поверила Любочка. – Музыку все понимают.

– Как все?

– Да вот так!