– Я тебя найду, – с трудом выговорил Сергеев.

– Что ты говоришь! И зачем? А вы вообще отсюда выйдете? Если этот… – Гринчук похлопал себя по карману рубашки, в котором лежал телефон. – Если этим вы не нужны, то они не только мне помогут отсюда выйти, но и вас тут оставят… Я не думал, что удастся так легко отделаться… Честно, не думал.

Гринчук тщательно обтер пистолет, бросил его на диван. Ключ от наручников забросил на шкаф. Открыл дверь кабинета, выглянул. Никого.

– Никого, – сказал Гринчук, оглянулся. – Вот сейчас мне почему-то вспомнился фильм «Горец». В живых должен остаться один. Если кто уцелеет – перезвоните.

Гринчук закрыл за собой дверь. В кабинете что-то загремело, разбилось стекло, кто-то тонко взвизгнул.

Один из людей Дедова лежал, связанный и без сознания, в гостиной. Второй, в таком же виде, в столовой.

– Однако, – одобрительно проворчал Гринчук, обнаружив ключ в зажигании «джипа».

Возле расстрелянной машины Гринчук притормозил. Ни егерей, ни Володи. Что, в общем, понятно.

Мобильник. Гринчук достал телефон:

– Кто выжил? Толик? Очень рад. Что?

Сергеев говорил, словно задыхаясь, словно долго бежал в гору:

– Гринчук… Нам нужно договориться…

– Слушаю. Но исключительно из вежливости.

– Там, на блокпосту сейчас людно. Кто-то напал на моих, отобрал оружие… Думаю, из их автомата и грохнули стрелка… Слышишь, Гринчук?

– Слышу.

– Скажи, что ты вырвался, что нас здесь ждали… Что, пока мы разговаривали с мэром… он нас позвал, хотел расколоться… сдать всех, кто у нас чудил…

– Здорово излагаешь, – похвалил Гринчук. – Книги писать не пробовал?

– Не перебивай! Я ведь мог позвонить на блокпост и сказать, что это ты стрелял и теперь бежишь… Мне терять нечего… Тебя бы грохнули, а потом уже стали бы разбираться. А я звоню тебе…

– Ценю. Что дальше?

– А что дальше? Всю обслугу убили… Выманили референта и егерей, не знаю, что уж с ними сделали, но тутошних обоих связали и убили…

– Убили? – спросил Гринчук.

– Убили. Связали, а потом выстрелили в затылок. Затащили в кладовку… Когда я начал стрелять, они сбежали… Я остался здесь… ранили меня, в руку. Слышишь? В левую руку.

– Бедняга, я надеюсь, не тяжело?

– Вскользь.

– И зачем мне все это нужно? – поинтересовался Гринчук. – Ты мне зачем нужен?

– Нужен. Ты мне поможешь. Ты вытащишь меня, а я…

– А ты с благодарностью бросишься мне на грудь.

– Я отдам тебе мои бумаги и бумаги Дедова…

– А мародерствовать – нехорошо, – сказал Гринчук. – Что мне дадут твои бумаги?

– У тебя же готов отход… Как только ты получишь жену и деньги, ты же сразу исчезнешь… Не одну же ты яхту готовил, я ведь тебя уже знаю… Ты – сволочь хитрая.

– Хитрая, не спорю…

– Вот, когда ты увидишь бумаги, ты скажешь, что они у меня, что я, если меня будут искать и делать из меня козла отпущения, я эти бумаги вынесу на свет божий. Тебе поверят… Мне – нет. Меня просто придушат. А тебе… Там много бумаг, многие засветились… такие люди… я даже тебе часть бумаг дам… Честное слово…

– И что мне с этого?

– Я отдам тебе половину бумаг. Половину… Там на миллионы… Твои бабки – фигня. Подумай… Тебе ведь тоже гарантия нужна… А у меня еще есть твоя рубаха с кровью Олега. Тебя отпускают, пока нет на тебя компромата, – Сергеев застонал.

– Ручке бо-бо? – спросил Гринчук. – Ладно. Убедил. Встретимся в девять ноль-ноль. И…

– Что?

– Не стоит мудрить, Сергеев. Попытаешься хитрить, убрать свидетеля… Ты же помнишь, главная угроза – твои новые хозяева. Все остальное – ерунда. Согласен?

– Я согласен.

– И еще… Прямо сейчас перезвони к себе в контору… Пусть выпустят Аркашу. Хватит ему сидеть под замком.

– Сделаю…

– Аркаша выходит – это первый знак, что ты выполняешь условия. Я начинаю давать нужные показания твоим людям. Ты, ведь, как я понимаю, в больницу?

* * *

Рука болела немилосердно. Сергеев не думал, что будет так больно. Очень больно. И обидно.

Его вышвырнули, как ненужную тряпку. Сменился хозяин – это Гринчук правильно сказал. Гринчук вообще очень правильно всё говорит… Сволочь. Ну почему – некоторым все, а остальным… Остальным копаться в дерьме, норовя по головам остальных выбраться туда, где немного чище… где можно хотя бы дышать.

Дедов подох… Тварь, готовился уйти. Бежать хотел… Убить Сергеева и Гринчука, спалить дом… Иначе зачем ему столько бензина в канистрах? Зажечь дом и лес, пока его погасят, пока доищутся, где чей скелет… А если и город сгорит – туда ему и дорога. Небось, семью свою подготовил… Или решил бросить. Что ей сделают, если сам погиб.

Убили его те, кто охотился за Гринчуком. Все довольны… И хозяин доволен, и власти официальные не задают лишних вопросов… Новые, правда, будут знать, что не они работали, но кого это, на фиг, заботит?

Хитрый Дедов, но ему не повезло.

Сергеев, пока за ним не приехали, вытащил из дома бумаги и кассеты в трех огромных сумках, засунул в гараж, за стеллажи с инструментом, прикрыл сверху старым брезентом. Сегодня, как минимум, обыскивать не будут. А завтра… Он ведь тоже не пальцем деланный. Завтра его уже здесь не будет. И жены, и детей…

Его погрузили в машину, отвезли в больницу. Сергеев еще из машины позвонил жене, попросил прийти к нему.

Всё будет в порядке, успокаивал себя Сергеев. Все будет нормально. Перетерпеть.

* * *

– Осталось недолго ждать, Полковник. Совсем недолго. Группа уже отправилась на самолете. Мне сказали, что к вечеру… – Владимир Родионыч поудобнее устроился в кресле. – И всё. Это уже не наши с вами проблемы. И даже не проблемы Юрия Ивановича.

– И вы полагаете, что Инга… – осторожно спросил Полковник.

– Что – Инга? Не убьет ли это Ингу? Не знаю… Мне очень жаль Ингу…

– Но тут ничего не поделаешь, – закончил Полковник. – Своя рубашка ближе к телу, тем более что ничего еще не известно. А вдруг она жива? И ее отпустят? Я все правильно воспроизвел?

Владимир Родионыч смотрел строго перед собой, даже не моргал, кажется.

– А если Гринчук…

– Да, Гринчук. Именно Гринчук во всем виноват. Понесла его нелегкая… Если бы он сказал… Нам объяснил, что хочет уйти. Мы бы его…

– Да, что мы? Отпустили бы?

– Но мы же – отпустили. Он ушел.

– Он не привык оставлять дела незавершенными. Решил объединить… Уйти, закончив дела.