— И вы можете выявить их еще в детстве? — спросил Уилл. — Но зачем это делается?

— Да, мы выявляем их, — ответил мистер Менон, — и это очень важно. Еще важнее это было бы для вас, в вашем мире. Потому что в вашем обществе, с точки зрения политики, те двадцать процентов, которых легко полностью загипнотизировать, представляют собой серьезную опасность.

— Опасность?

— Да, так как они неизбежно становятся жертвами пропагандистов. При старомодной, до-научной демократии любой вдохновенный оратор, имеющий за собой сплоченную организацию, может без труда превратить эти двадцать процентов в сомнамбул, фанатически преданных своему гипнотизеру и жаждущих его прославления и величия. А при диктаторском режиме эти же самые сомнамбулы, исполненные слепой веры, становятся ядром могущественной партии. Вот почему для любого общества, которое дорожит своей свободой, важно в раннем возрасте выявлять поддающихся гипнозу, обучать их противиться внушениям врагов свободы. Помимо этого, следовало бы перестроить общество так, чтобы врагам свободы было трудно или даже невозможно оказывать подобное воздействие на людей,

— Насколько я понимаю, именно так обстоят дела на Пале?

— Да, именно так, — согласился мистер Менон. — Вот почему наши потенциальные сомнамбулы не представляют собой никакой опасности.

— Так для чего же вы стремитесь их выявить?

— Потому что их дар очень полезен, если его использовать с толком.

— Для овладения необходимостью? — спросил Уилл, вспомнив целительных лебедей и все то, что говорила ему Сьюзила об управлении собственными кнопками.

Заместитель министра покачал головой:

— Нет, для овладения необходимостью достаточно состояния легкого транса. На это способен всякий. Но потенциальные сомнамбулы могут впадать в очень глубокий сон. Только пребывая в глубоком гипнотическом сне, можно овладеть ходом времени.

— А вы умеете это делать? — поинтересовался Уилл. Мистер Менон покачал головой.

— К сожалению, я засыпаю недостаточно глубоко. И потому мне всему приходится учиться очень и очень долго. Миссис Нараян повезло больше. Она принадлежит к привилегированным двадцати процентам, и потому наикратчайшим способом изучила все, что доступно большинству.

— Что это за способ? — спросил Уилл, взглянув на директрису.

— Краткий способ запоминания, — пояснила миссис Нараян, — счета, мышления и решения. Сначала учишься использованию двадцати секунд как десяти минут, а затем полминуты обращаешь в час. В состоянии глубокого сна это совсем нетрудно. Вы слушаете учителя и долго, долго сидите не шевелясь. Вы уверены, что минуло целых два часа. Пробудившись, вы смотрите на часы: оказывается, прошло всего четыре минуты.

— Как это получается?

— Непонятно. Но эти истории о тонущих людях, перед которыми проходит вся жизнь за несколько секунд, сущая правда. Рассудок и нервная система способны проделывать такое, хотя, быть может, и не у каждого человека. Но как это происходит, непонятно. Мы открыли это явление около шестидесяти лет назад и с тех пор используем его в основном для обучения. Например, — продолжала миссис Нараян, — вам предстоит решить математическую задачу. В обычном состоянии вы потратите на это часа полтора. Но в гипнотическом сне тридцать субъективных минут равны одной. Вы приступаете к решению задачи. Проходит тридцать минут — а на часах всего лишь одна. Без спешки и напряжения вы работаете с такой быстротой, на какую способны только уникальные люди-счетчики. Но будущие гении, подобные Амперу или Гауссу, или будущие идиоты вроде Дейза, смогут, используя изменение хода времени, решать свои задачи за пару минут или даже несколько секунд. Я была посредственной ученицей; но в состоянии глубокого сна я использую свое время с эффективностью один к тридцати. Только поэтому я добилась таких значительных успехов, каких никогда бы не достигла, если бы меня учили обычным путем. Вообразите, каких высот мог бы достичь человек выдающийся, если бы обладал даром растягивать время!

— К сожалению, — вмешался мистер Менон, — это случается не часто. В двух последующих поколениях мы имели только двух гениально одаренных, которые умели менять ход времени, и пять или шесть людей с выдающимися способностями. И все же трудно переоценить то, чего Пала добилась даже с этими двумя. Вот почему мы стараемся своевременно выявить потенциальных сомнамбул!

— Вы говорили, — напомнил Уилл после краткого молчания, — что задаете много вопросов, касающихся ваших учеников. Что вы делаете, найдя на них ответы?

— Приступаем к образованию, соответственно каждому конкретному случаю, — сказал мистер Менон. — Например, мы задаем вопрос, какова физиология и темперамент ребенка. Определив это, мы отбираем самых робких, застенчивых, легко уязвимых и замкнутых детей и объединяем их в одну группу. Затем, понемногу, группа расширяется. Поначалу туда вводятся несколько детей с тенденцией к социальной неразборчивости. Затем два-три «мускулистых» мальчика и столько же девочек, которые склонны проявлять агрессивность и любят властвовать. Это, на наш взгляд, лучший способ научить детей столь различных категорий понимать и терпеть друг друга. Через несколько месяцев совместного обитания под нашим контролем дети обычно уже способны признать, что люди другого склада также имеют право на существование.

— Этот принцип мы не только внушаем детям, — подхватила миссис Нараян, — но и стараемся подкрепить его примерами. Поначалу мы прибегаем к сравнению с животными, которые детям знакомы. Кошки любят жить сами по себе. Овцы сбиваются в кучу. Куницы обладают горячим нравом, и их трудно приручить. Морские свинки ласковы и дружелюбны. Кто вы — кошка, овечка, морская свинка или куница? Рассказывайте детям о нравах животных, и тогда даже малыши поймут, что все люди очень разные и нужно учиться прощать друг другу.

— А позднее, — вставил мистер Менон, — когда они приступают к чтению «Гиты», мы рассказываем им о связи их задатков с религией. Овечки и морские свинки любят ритуалы, публичные действа и возрождающие эмоции; их темперамент ведет их по пути Поклонения. Кошки любят одиночество, и потому они склонны к пути Самопознания. Куницы желают действовать, и задача в том, чтобы направить их агрессивность на путь Незаинтересованного Деяния.

— Что касается пути Незаинтересованного Деяния, — сказал Уилл, — вчера я получил о нем некоторое представление. Этот путь пролегает через рубку леса и альпинизм, верно?

— Рубка леса и альпинизм, — ответил мистер Менон, — это особые случаи. Но если обобщать, то скажем, что все пути имеют целью отведение от власти.

— Как это получается?

— Принцип довольно прост. Желание властвовать возникает в результате страха, зависти, избытка адреналина или любой другой причины, которая, выводя вас из равновесия, побуждает к агрессивности; но вместо того, чтобы потакать ему, доставляя неприятности другим, или подавлять, причиняя неприятности себе, вы сознательно направляете его по пути, где оно принесет пользу, или, по крайней мере, не сделает вреда.