На той стороне комнаты Подарочек наступила на сверкающие осколки на ковре, подняла камень. Я смотрела, как она вертит его в руках, зная, что вновь уеду из этого дома. Уеду на Север и построю там свою жизнь.

Подарочек

День возмездия прошел без единого выстрела, без единого зажженного запала. Ни один из нас не освободился, однако ни один белый не считал теперь нас безобидными.

Я не знала, кого арестовали. Не ведала, удалось ли Денмарку спастись. Сара говорила, что лучше не появляться на улицах, но к среде мое терпение лопнуло. Я разыскала Нину и сказала, что мне нужен пропуск для выхода на рынок за патокой. Она написала его, но предупредила:

– Будь осторожна.

В спальне своего дома Денмарк заталкивал в вещевой мешок одежду и деньги. Меня привела туда Сьюзен, глаза ее покраснели от слез. Стоя на пороге и вдыхая спертый воздух, я думала: «Все кончено, но он еще здесь».

У стены стояла железная кровать, покрытая лоскутным одеялом, которое я сшила, чтобы спрятать список имен. Черные треугольники сидели на красных квадратах в идеальном порядке, но сейчас они не радовали глаз. Как на птичьих похоронах.

– Куда вы идете? – спросила я Денмарка.

Сьюзен заплакала.

– Женщина, если ты собираешься и дальше шуметь, делай это в другом месте, – сказал он ей.

Она протиснулась мимо меня к двери и, шмыгая носом, сказала:

– Тогда отправляйся к другой жене.

– Вы идете к другой жене? – уточнила я.

Окно было плотно занавешено шторой, но с одной стороны сквозь щель пробивалась полоска яркого света, указывая на Денмарка, как стрелка солнечных часов.

– В любое время за мной могут прийти, – объяснил он. – Вчера забрали Неда, Роллу и Питера. Все трое уже в работном доме. Я не сомневаюсь в их стойкости, но их будут пытать, пока они не назовут все имена. Если мы надеемся выжить, мне надо уходить.

От ужаса у меня по спине забегали мурашки.

– А мое имя? Назовут ли они мое имя, ведь я выкрала формы для отливки пуль?

Он сел на кровать, на крылья мертвого черного дрозда, свесив руки. Когда в этот дом приходили рекруты, он, бывало, возглашал: «Со мной говорил Господь». И выглядел суровым и величественным, как сам Господь, а сейчас совершенно поник.

– Не волнуйся, – сказал он. – Они охотятся за лидером, то есть за мной. Никто не назовет твоего имени.

Мне страшно было спрашивать, но я должна знать.

– Почему сорвался план мятежа?

Денмарк покачал головой:

– То, чего я опасался, – предательство домашних рабов, которые подчас считают себя единым целым с хозяевами. Один предал нас, и стража запустила шпионов. – Стиснув зубы, он рывком встал с кровати. – В день, когда мы должны были подняться, выставили плотное оцепление из войск, и наши курьеры не смогли выбраться из города, чтобы передать команду. Мы не сумели поджечь запалы и доставить оружие. – Денмарк схватил оловянную подставку со свечой и швырнул ее в стену. – Черт бы их побрал! Чтобы им всем пусто было! Господи…

Лицо его исказилось.

Я не шевелилась до тех пор, пока приступ ярости не угас. Потом сказала:

– Вы сделали все, что смогли. Никто этого не забудет.

– Да нет же, забудут. Забудут. – Стащив лоскутное одеяло с кровати, он передал его мне. – Возьми с собой и сожги список. У меня нет времени.

– Где вы будете?

– Я свободный чернокожий. Где буду, там и буду, – ответил он, соблюдая осторожность на случай, если Ролла и другие все-таки назовут мое имя и белые придут меня мучить.

Денмарк взял вещевой мешок и направился к двери. Я видела его не в последний раз. Но слова: «Где буду, там и буду» – оказались последними его словами, обращенными ко мне.

* * *

Я сожгла список имен в плите кухонного корпуса. И стала ждать.

Денмарка схватили через четыре дня в доме свободной мулатки. Его судили семь судей, и задолго до окончания судебного процесса каждый горожанин, белый или черный, знал его имя. Слухи из зала суда наводняли улицы и переулки, просачивались в гостиные и рабочие дворы. Рабы твердили, что Денмарк Визи – это Черный Христос, даже если его убьют, он воскреснет на третий день. Белые называли его змеем-искусителем, который коварно пригрелся на груди, а потом погубил своего хозяина. Говорили также, что он, как генерал, сбил с толку солдат, что у него никогда не было оружия, на которое рассчитывали рабы. Стража нашла несколько шпаг и пистолетов, а также две формы для отливки пуль, и больше ничего. Возможно, галла Джек, который оставался на свободе до августа, спрятал остальное оружие, но я начала подозревать, что Денмарк многое навыдумывал. Когда я достала из лоскутного одеяла список, то насчитала в нем двести восемьдесят три имени, а не шесть тысяч, как он говорил. Теперь я думаю, он хотел только высечь искру, надеясь вдохновить всех крепких мужчин присоединиться к борьбе.

В день, когда вынесли судебное решение, Сейб заставил меня, ползая на коленях, скатывать ковры и отмывать пол в центральном коридоре. Стояла такая жара, что пóтом, стекавшим с моего лица, можно было смывать мыло с пола. Я сказала Сейбу, что отмывание полов – зимняя работа, а он ответил: «Ладно, можешь зимой повторить». Клянусь, не знаю, что Минта в нем нашла.

Я выскользнула на веранду, чтобы глотнуть свежего воздуха, и увидела Сару.

– Я подумала, ты захочешь узнать, – сказала она. – Суд над Денмарком Визи закончился.

Конечно, свобода этому человеку не светила, но я в изнеможении прислонилась к перилам, все еще на что-то надеясь. Сара подошла ко мне, дотронулась до моего насквозь промокшего платья:

– Его признали виновным.

– Что с ним будет?

– Его казнят. Мне очень жаль.

Я старалась не утонуть в печали, чувствуя, как она захлестывает меня.

Только сейчас я задумалась: почему Сара хотела сообщить мне новость? Они с Ниной знали, что иногда я выходила за территорию усадьбы по своим делам, но понятия не имели, что я бывала у Денмарка. Не ведали, что он называл меня дочерью. Не догадывались, что он был для меня особым человеком.

– После вынесения приговора выпустили указ, – продолжила Сара. – Нечто вроде приказания от судей.

Я изучала ее лицо, рыжие веснушки сделались ярче от солнечного света, а в глазах читалась тревога. И я поняла, зачем она здесь: из-за указа.

– Любой чернокожий, мужчина или женщина, публично скорбящий по Денмарку Визи, будет арестован и наказан плетью.

Отвернувшись от нее, я уставилась на декоративный сад, где Гудис бросил грабли, мотыгу и кувшин с водой. Все растения склонились от жажды. Все засыхало на корню.

– Подарочек, пожалуйста, послушай меня. Согласно этому указу, тебе нельзя носить черное на улицах. Или плакать. Или называть его имя. Или делать что-либо, напоминающее о нем. Понимаешь?