уже в младенчестве — на десятом–двенадцатом месяцах жизни. Здесь, помимо серьезных отклонений в поведении, наблюдаются и сильные ограничения в овладении языком. Но и у большинства так называемых высокофункциональных аутистов, ведущих, казалось бы, обычный образ жизни, возникают трудности при попытках выразить свои чувства словами, даже если они в целом нормально воспринимают эмоции.

Общим для всех форм аутизма является то, что это заболевание оказывает влияние на детское развитие и проявляется в особенностях социального общения и коммуникации. Особенности социального общения наблюдаются в трех областях. Это адаптация своего поведения к различным социальным ситуациям (например, дети с аутизмом часто не способны к ролевым играм); социально-эмоциональная взаимность в отношениях (например, общая игра с одной игрушкой); взаимопонимание и построение социальных отношений. С этим связана робость в общении, социальная изоляция, отсутствие потребности в общении и неумение устанавливать дружеские отношения. Если нарушен процесс беседы, то сильно затрудняется обмен интересами, чувствами и аффектами. Обмена позитивными эмоциями в большинстве случаев вообще не происходит. Это проявляется в том числе и в том, что такие дети не смеются вместе со всеми.

Особенности заметны как в речевой, так и в невербальной коммуникации. Зрительные контакты с другими людьми редки или вообще отсутствуют. Аутисты не понимают мимику и жесты окружающих, а их собственная мимика зачастую не развита. Даже если они овладевают речью, вербальная коммуникация зачастую ограничивается только простыми функциями типа перечисления предметов. Обычно аутисты с трудом замечают и понимают, что происходит в других людях, о чем они думают, чего хотят и что чувствуют. Это зачастую ведет к реакциям с их стороны, которые окружающие считают социально неприемлемыми. Кроме того, аутисты имеют, как правило, сильно ограниченные интересы, а их действия имеют стереотипный, повторяющийся характер. Причина этого кроется обычно в сильно выраженной потребности к структурированию окружающего мира, потому что структура делает его более предсказуемым и менее угрожающим.

Интересно, что типичные симптомы аутизма ослабевают, когда больные имеют дело с музыкой. Начнем с того, что некоторые дети с аутизмом не говорят, но поют или играют на музыкальных инструментах. Некоторые не в состоянии произнести ни слова, но напевают или наигрывают на каком-нибудь инструменте мелодии[203]. Похоже, музыка — это их сильная сторона. Даже если не брать в расчет аутистов, которые, несмотря на психические нарушения, становятся выдающимися музыкантами («саванты»), подавляющее большинство больных, не имеющих серьезных психических отклонений, могут похвастаться незаурядными музыкальными способностями, даже если они не имеют отношения к музыке и не получили музыкального образования. Они прекрасно воспринимают ритмы и мелодии, отличают мажор от минора, распознают различные тембры, чувствуют эмоции в музыке и разбираются в закономерностях последовательностей аккордов[204].

Обращает на себя внимание то, какой интерес представляет музыка для большинства аутистов. Дети, страдающие аутизмом, чаще смотрят в лицо поющему человеку, чем говорящему. Они готовы разговаривать о музыке. При совместном музицировании они устанавливают зрительный контакт, обращают внимание партнера на отдельные звуки, сами проявляют инициативу и откликаются на инициативу партнера, т. е. делают вещи, на которые они в соответствии со своим диагнозом в принципе не должны быть способны. Это говорит о том, что мы слишком часто ошибочно трактуем особенности аутистов как недостатки.

Адам Оккелфорд привел мне прекрасный пример: однажды он познакомился с пятилетним мальчиком, который готов был часами просиживать возле пианино, но играл что-то совершенно несуразное и не мог повторить даже самые простейшие мелодии. В связи с этим родители решили, что учить его музыке нет никакого смысла. К счастью, Адам сумел догадаться, что мальчик в точности повторяет любую мелодию, но только задом наперед. Это настолько трудно, что даже музыканты вряд ли узнают музыку, воспроизведенную в обратном порядке, не говоря уже о том, чтобы сыграть ее. До этого еще надо додуматься…

Примером того, что мы ошибочно принимаем особенности развития аутистов за недостатки, может служить одно научное открытие. Оказывается, у детей с аутизмом центр Брока (см. рис. 1) не реагирует на речь, но зато реагирует на музыку. В одном из экспериментов Грейс Лэй и ее коллеги провели обследование детей и подростков с помощью функциональной магнитно-резонансной томографии (фМРТ)[205]. Некоторые участники страдали аутизмом, а у других не было никаких нарушений в развитии. У детей-аутистов наблюдались явные затруднения с речью. Многие вообще не говорили или могли произнести отдельные слова и примитивные предложения. Кроме того, эти дети способны были воспринимать только простые фразы. Конструкции в страдательном залоге понимались ими с большим трудом. Тем не менее все они, по словам родителей, проявляли интерес к музыке, любили ее и узнавали знакомые мелодии (в этом отличия между группами не было). Со всеми детьми были проведены два эксперимента по сканированию мозга — речевой и музыкальный. В речевом эксперименте дети слушали обычную речь, а в музыкальном — любимые песни.

Результаты речевого эксперимента подтвердили ожидания: у детей с нормальным развитием при прослушивании речи отмечалась активизация центра Брока. Дети с аутизмом не демонстрировали никакой реакции. Но в музыкальном эксперименте исследователи наблюдали совершенно противоположную картину: у детей-аутистов при слушании музыки была заметна сильная активизация центра Брока. У детей же из контрольной группы музыка не вызывала никакой реакции. Нечто похожее мы в своей рабочей группе замечали и у взрослых аутистов. У них были трудности в усвоении мелодии речи, но музыкальные мелодии они усваивали без труда[206]. Эти исследования показывают, что речевой центр мозга у аутистов вовсе не дефектный. Просто они используют эту систему иначе — для музыки вместо речи.

На основании полученных данных, свидетельствующих о том, что дети-аутисты (даже с тяжелыми нарушениями и расстройствами речи) нередко обладают нормальными музыкальными способностями и с удовольствием занимаются музыкой, Готтфрид Шлауг разработал вариант мелодико-интонационной терапии (МИТ) для детей, страдающих аутизмом, и назвал его «аудиомоторное картирование». Оно известно также по английской аббревиатуре АММТ — Auditory-Motor Mapping Training. Как и МИТ (для пациентов с афазией после инсульта, которые с помощью пения вновь учатся говорить), АММТ через пение подводит к речи. Слова и короткие фразы пропеваются на два тона, причем ударные слоги поются на более высокой ноте. Сначала терапевт демонстрирует, как это делается, потом они поют вместе с ребенком, а затем ребенок поет самостоятельно. В отличие от МИТ, ритм отбивается не левой рукой по столу, а двумя руками по двум барабанам, которые производят звуки разной высоты, как и пропетые слова. Чтобы ребенок понимал, что означает слово, ему предварительно показывают соответствующую картинку.

В одном из первых экспериментов принимали участие дети-аутисты младшего школьного возраста, которые вообще не говорили, хотя ранее не менее полутора