— А зачем же ты тогда убил своего благодетеля — от долгов отделался? — спросил Николай, хотя на самом деле, вместо вопросов, ему хотелось вышибить из собеседника мозги.

— Я не хотел тебе говорить об этом, потому что подумал, что ты примешь мое признание как мое оправдание перед тобой. Понимаешь, я вначале сопротивлялся, говорил Федотову, что не могу пойти на предательство друга, не могу так поступить с его женой. Я бы, на самом деле, Коля, сам бы сдох, чтобы только так не делать. А он стал меня попрекать и угрожать — мол, не сделаешь, как обещал, я пленку сдам ментам, где записал наш разговор с планами об устранении Абдуллаева и справку приложу о составе яда в сигарете, на тот случай, если они эксгумацию надумают сделать, этот яд, де, в костях и волосах покойного остался. Сказал, что, мол, сам он сумеет исчезнуть, а меня точно повяжут. Это-то и сломало меня окончательно — на кого я Киру оставлю, если даже пожертвую собой? Тогда я его спросил, мол, если меня заметут, что будет с Кирой? Теперь этот вопрос стал для меня главным. Он сказал, что, мол, все уже продумал — нечего мне опасаться ни за себя, ни за Киру.

План его был таков: мне надо было в машине подкараулить Ксению где-нибудь на дороге, лишь бы не на выходе из дома или работы, чтоб не засекли ее знакомые или сослуживцы, предложить подвезти, а там усыпить и увезти к себе в Бугры. А если машину ГАИ где тормознет, то Федотов уже приготовил на мое имя документы, будто я являюсь врачом, знак медика на автомобиль и также парик, а если я такой боязливый, то назавтра решил раздобыть мне медицинский халат и врачебную шапочку. А когда все закончится, говорит, то я смогу утром следующего дня вылететь в Москву, а оттуда — куда угодно, если не захочу в столице остаться. Билеты и новые документы на вымышленные имена, он на нас с Кирой приготовил — и паспорта, и трудовые, и дипломы — все на подлинных бланках с подлинными печатями, в том числе и легенду о нашей прошлой жизни. Кроме того, он привез для нас сто тысяч рублей, чтобы мы с Кирой могли купить себе квартиру в любом городе Советского Союза, да еще и жить безбедно на них долгие годы, а там видно будет.

Я его тогда попросил показать все это. А надо сказать, что встреча наша проходила здесь, в этом доме, и Федотов дал мне адрес, куда, в назначенное время, мне завтра следовало приехать, все посмотреть, чтоб без обмана было, и заодно забрать халат и прочее, что он дополнительно для меня приготовит. Я его спросил, что это за место, он ответил, что это дом на окраине на пустыре и что он там снимает комнату. Сказал что дом всего на две квартиры, в одной супруги слепые живут, правда, с мальчиком лет пяти, но, в силу возраста, он не в счет, хоть и зрячий, так что особо не засвечусь. Но на всякий случай, наказал мне машину поставить за лесополосой — он для этого мне план местности нарисовал. Да ты был там, что я тебе рассказываю — это квартира Дагбаева.

Ну, поехал я к нему на следующий день, он мне все документы, билеты из своего баула достал, показал, отдал хлороформ, другие психотропные средства, халат и все прочее, что обещал. Даже Киру персонально не забыл — конфет ее любимых «Азалия» для нее передал. Ну, потом поговорили за дело, уточнили детали плана. Я спросил Федотова о порядке процедуры: кто поведет Ксению в портал, каким образом пришельцы оттуда передадут панацею. Он объяснил, что взамен панацеи они потребуют особый знак — кольцо «Мертвая голова», некогда принадлежавшее одному высокопоставленному генералу СС Герману Фогеляйну. Он достал его из кармашка баула и показал мне: это был серебряный перстень с черепом и костями, на внутреннюю сторону которого были нанесены какие-то руны, а также аббревиатура по-немецки: «Моему любимому Г.О. Фогеляйну», дата и факсимиле самого рейхсфюрера Гиммлера. Вот он.

Васильев вынул из нагрудного кармана рубашки кольцо темного серебра с черепом и попытался надеть на безымянный палец левой руки. Кольцо не хотело садиться на толстый, не в размер, палец и Васильев одел его на мизинец.

— Хорош? — любуясь кольцом, спросил Володя, но не получив ответа, продолжил свой рассказ: — Еще Федотов напомнил, что больная, при желании может сама отправиться в подледную страну, но когда она потом вернется — неизвестно, может быть, никогда. То есть, по этому, так сказать, пропуску, могут в портал двое зайти. Сама процедура намечалась ровно в полночь.

И вот, Коля, когда мне все стало ясно, на душе у меня нехорошо стало, темень какая-то, но, главное, — подозревать я Федотова стал. Вот, если бы он меня не шантажировал смертью Абдуллаева, то этого бы не было, а так подумал, что в случае чего, этот жук, при своих-то связях и возможностях, меня опять достанет, ведь новые данные обо мне ему же известны. И тут, как назло или удачу, черт его знает, вижу, у него на подоконнике парабеллум золоченый лежит, красивый такой. Спрашиваю, мол, что за штуковина? А он отвечает, мол, коллекционный, не стреляет, боек подпиленный, я уже пробовал пальнуть. Взял он его, навел на меня, взвел, а потом курок спустил.

Я сам хоть и не робкого десятка, но сердце екнуло, неприятно, знаешь ли, а Федотов смеется, мол, видишь — игрушка. Я говорю ему, мол, там, наверное, обойма пустая? Федотов выщелкнул обойму, показал — нет, действительно, под завязку патронами набитая. Я попросил разрешения посмотреть эту занятную штучку. Редкая вещь оказалась. Я обойму вставил назад, тоже взвел курок и также в отместку, шутя, пальнул в Федотова. А этот гребаный парабеллум вдруг на самом деле выстрелил, по моему, в самое сердце Федотову попал. У меня даже пистолет от неожиданности из рук выпал. Стою, вытаращился на него, ничего понять не могу. А Федотов схватился за грудь рукой, из-под пальцев кровь проступила, посмотрел на меня тускнеющими глазами, словно из гроба, и зловеще так и тихо сказал «Ты же убил меня!». И бросился на меня.

Не знаю, откуда у него, уже у умирающего, такая силища взялась, но он сбил меня с ног и принялся душить. Завязалась борьба, и я хоть сам не слабак, ты знаешь, и борец неплохой в прошлом, но сразу почувствовал, что долго против него не продержусь, и уже приготовился отдать богу душу, как он вдруг, обмяк разом и свалился с меня уже мертвым.

Честно говоря, такой ход событий был для меня полной неожиданностью. Плохо это было или хорошо, но что сделано, то сделано, назад пути не было. Надо было валить отсюда тихой сапой, а что делать дальше — решил обдумать после. Но сначала я хорошенько протер пистолет, вложил ему в руку, чтоб подумали, будто самоубийство совершил, потом схватил баул с деньгами и документами и хотел, было, уже отчалить, как в комнату злобной фурией влетела Ксения, будто торопилась спасти Федотова. Это была вторая для меня неожиданность.

Она увидела труп, кровь, схватила пистолет и сразу спросила меня, что тут произошло. Я, признаться, сразу не сумел сообразить, что ей сказать, просто попросил сесть, не волноваться, мол, самоубийство, сейчас все объясню. Но тут, будто черт мне в голову идею подбросил — раз так все сошлось, то почему бы тут же не похитить и Ксению, уж коль я знаю, как можно обойтись без Федотова с порталом, да заодно подставить ее, будто это она совершила убийство, и тем самым замести за собой следы.

Я улучшил момент, пока она там озиралась да причитала, и зажал Ксении нос платком, смоченным хлороформом, котрый был приготовлен в бауле, и она потеряла сознание. Помещение решил покинуть через окно, чтобы, в случае чего, меня не увидел соседский мальчишка. Я быстро надел халат, парик с шапочкой, открыл окно, перетащил твою жену на подоконник, туда же поставил баул, протер пистолет, выпавший из рук Ксении, чтобы стереть с него отпечатки собственных пальцев, потом еще раз вложил его в руку Ксении, затем, вытряхнул его из ее руки в целлофановый пакет и сунул в карман. Ну, а дальше вылез в окно, подхватил баул и Ксению и потащил ее в лесополосу, а пистолет дорогой сбросил в мусорный ящик поблизости. Ведь это было бы слишком откровенным оставлять оружие в помещении, надо было, создать, хотя бы, видимость, будто Ксения пыталась скрыть улики.