— Ну. Беспредел.

— Эта проблема мешает мне сосредоточиться.

— Понял. Устраним.

— Давай. Только вместе с возможными причинами и последствиями. И желательно без мокрого.

— Но все остальное — по полному профилю?

— Реши на месте.

— Сделаем.

— Девушку зовут... — Олег запнулся: имена Лина и Эвелина применительно к его бывшей жене звучали не просто диссонансно, но словно противоречили друг другу. Лина была обаятельной, слабой, сексуальной, нуждающейся в помощи и поддержке девчонкой, Эвелина — стервозной, глупой и жадной бабой. Как они уживались в ней самой — загадка для Гринева была неразрешимая. Хотя и сам он...

Для одних — сухарь и педант, для других — игрок и кидала, для третьих... А есть ли они, эти третьи?

— Меня зовут Эва. — Эвелина одарила Гошу бархатным взглядом, произнесла проникновенно:

— Под такой защитой я чувствую себя просто королевой... — Повернулась к Олегу, сложила губки бантиком:

— Гринев, одолжи мне немного...

Олег положил перед нею пятнадцать купюр россыпью, Эвелина смахнула их одним движением, и они исчезли в ее крокодиловой сумочке, как зеленые лягушата в пасти упомянутого хищника.

Эвелина сдунула с ладошки поцелуй:

— Надеюсь, ты скоро станешь мультимиллионером. Я приду тебя поздравить...

— Развернулась, раскованно подхватила почти двухметрового Гошу под руку, прильнув к его предплечью, и пошла прочь.

Олег было выдохнул облегченно, как Эвелина обернулась на пороге:

— Знаешь, Гринев, в чем твой главный недостаток? Ты очень доверчив.

Особенно к смазливым мордашкам. А эта твоя Анюта — вовсе не кролик, белый и пушистый... Может, я и не разбираюсь в жизни совсем, но женщин — чувствую.

Гринев остался один. Голова была мутной от недосыпа, и он сразу, вдруг почувствовал странную усталость, такую, от которой порой не можешь уснуть... И тоска вдруг защемила душу, и он посмотрел на себя словно со стороны — неприкаянный субьект, мечтающий изменить пусть не весь мир, но ту его частичку, которую он хорошо знает, мечтающий обрести новую степень свободы, мечтающий...

А что на самом деле? Минус таков, что даже потеря двадцати или тридцати тысяч долларов не воспринимается никак: или он победит, или исчезнет.

Но и не в этом суть... Ему вдруг подумалось, что в целом мире нет ни единой живой души, что могла бы ему даже не помочь, нет — посочувствовать хотя бы... Позвонить Марине? Куда-то она запропала... Или это он запропал?

Аня? Он знает ее всего два дня. «Она вовсе не кролик, белый и пушистый...»

Или, как выразилась сама Аня: «В конце концов, Борзов меня нанимал». Нанимал для чего? «Ты очень доверчив».

Олег снова встряхнул головой:

— Аня, мне нужны все газеты и кофе. Сварите самый крепкий, какой только сможете.

— Хорошо, Олег Федорович.

Олег, наконец, сел к компьютеру и вышел на биржу. Так-так-так. Его брокеры продолжают скупать, подключились и самые жадные и азартные из «быков». В течение дня «перевернутая голова» сформируется восходящим трендом. Завтра — самые нетерпеливые и азартные «быки» сольют то, что купят сегодня, но завтра же он обеспечит тренду уровень поддержки; будет сформировано «плечо», в четверг — его, Гринева, брокеры вольют колоссальную сумму, и вот тогда должны будут подключиться крупные «быки» — спекулянты и восходящий тренд уверенно пойдет вверх. В пятницу дело будет за воротилами. Возможно, в пятницу и даже в понедельник они не подключатся, будут думать... Большие деньги требуют совещаний и утрясок... Но выхода у них нет. Во вторник начнут скупать. Если нет — все скинут акции, как никчемный хлам, рынок умрет, но теперь уже надолго, если не навсегда, а это будет означать... Нет. Этого не будет. Иначе он, Медведь, не умеет складывать два плюс два.

Пусть чуть-чуть посложнее, но дело не в этом. Дело в принципе. Как только наступает структурный кризис на фондовом рынке, через какое-то время находятся силы, которые выравнивают рынок. Потому что такое падение уже не экономика, а политика. Потому что фондовые и валютные рынки — как сообщающиеся сосуды: если дать высохнуть одному, убавится и в другом.

Он все рассчитал правильно. А тоска так и не отпускала, и Олег знал ее причину. Самое печальное в том, что ему и поделиться этими открытиями не с кем.

И даже когда он победит, похвалить его тоже будет некому. А жаль.

Вошла Аня с кофе. Разложила газеты. — Я сделала видеозаписи новостей. По московскому и центральному каналам. Вашу игру упомянули и там и там, но пока только мельком.

— Вы сами решили это сделать?

— Нет. Мне поручил Никита Николаевич.

Никита Николаевич. Заботливый Никита Николаевич. А что, если взять и позвонить ему? И задать сакраментальный вопрос: где вы взяли сто миллионов долларов, господин Борзов? Спросить у нашенского «типа финансиста», где он взял деньги, еще более неприлично, чем у дамы из общества, сколько она берет за ночь.

Спрашивать бесполезно. Потому что ответ очевиден. Как в бородатом анекдоте: «Абрам, где вы берете деньги?» — «В тумбочке». — «А в тумбочке они откуда?» — «Их туда Сара кладет». — «А у Сары они откуда?» — «Так я ей даю». — «А вы где берете?!» — «В тумбочке».

— Что-то не так, Олег Федорович?

— Все так, Аня. А может, и нет. — Он постарался скроить на лице добрую улыбку, но она вышла вымученной, и Олег поспешил пригубить кофе. — Превосходный кофе.

— Спасибо. Я могу идти? — В голосе девушки зазвучали слезы.

Олег вздохнул. День начался с появления Эвелины и ее истерики. Пусть нынче не понедельник, но, похоже, ему сегодня весь день придется решать «проблемы разбитых сердец».

— Присядь, Аня. Что случилось?

Девушка уже не скрывала слез:

— Мне кажется, вы... вы мне перестали доверять... Я не знаю, что наговорила вам эта стер... ваша бывшая супруга, но... Мне и так трудно, я ведь всего второй день, ни освоиться, ни привыкнуть... Нет, мне льстит, что вы доверяете мне такие большие деньги и что я... Но сегодня... сейчас... вы какой-то странный и далекий, и мне кажется, что это из-за меня...

Олег только вздохнул. Хорошенькие девушки — как маленькие дети: им всегда кажется, что родители хмурятся или ссорятся исключительно по их вине.

— Просто у меня был трудный день вчера... А до этого еще один трудный день... И еще... их все не назовешь обычными. И я тоже не вполне освоился. — Олег улыбнулся, и на этот раз его улыбка вышла вполне обаятельной. -И у меня была трудная ночь: ночью мы, бедные финансисты, обязаны бывать в обществе, какое в нашей стране по полному недоразумению считается «высшим», и — соответствовать. Я просто отчаянно устал, Аня. И сны мои были почти кошмаром.