И опять зарокотали барабаны. Под золотыми покрывалами Катрин стало душно. Ее безумный взгляд поискал Абу, но врач опустил голову в смехотворном тюрбане. Предпримут ли ее друзья хоть что-то? Это было бы безумием, ибо все должны были погибнуть! Нет! Лучше только двоим погибнуть!..

Готье сохранял каменную неподвижность. Катрин увидела, как он вздрогнул, когда в третий раз заскрипели ворота Аль Хамры. У подножия красных стен, между огромными окованными створками, появился осужденный…

Не в состоянии сдержать себя, Катрин вскрикнула от ужаса. Бледный и почти голый, с тряпкой, закрученной на бедрах, в тяжелых цепях, Арно спотыкался, ослепнув от солнечного света. С завязанными за спиной руками он пытался, однако, держаться твердо в этот последний час, но споткнулся о камень и упал на колени. Шедшие рядом охранники поставили его на ноги.

Уцепившись за Катрин, Морайма отчаянно пыталась заставить ее сесть, но для молодой женщины перестало существовать все, кроме любимого человека, которого мавры тащили на казнь. Морайма тихим голосом умоляла:

– Заклинаю тебя, Свет Зари, возьми себя в руки. Хозяин на тебя смотрит.

– Пусть смотрит! – процедила молодая женщина. – Мне-то что?

– Его гнев может пасть на голову осужденного… – прошептала смиренно старая еврейка. – Поверь мне!.. Не веди себя заносчиво. Великие мира сего умеют заставить жестоко заплатить за унижение. Мой народ это знает.

Катрин не ответила, но поняла. Вдруг калиф откажет ей в своей омерзительной милости? Если он помешает ей избавить любимого от ужасающих пыток, которые имелись в запасе у палачей? Она медленно опустилась на место, но все ее тело нервно дрожало. Ей казалось, что она сейчас умрет, и она попыталась бороться против охватывавшей ее слабости. Вся ее душа, вся жизнь сконцентрировались во взгляде, устремленном на Арно.

Палачи уже возвели его на эшафот, поставили у самого креста и поддерживали его руки вдоль планки, пока не привязывая их. Вскоре что-то просвистело в воздухе, и толпа приветствовала это одобрительными возгласами. Арно глухо застонал. Стоявшие у подножия трибуны калифа два лучника выстрелили, и их стрелы, пущенные с дьявольской ловкостью, вонзились в раскрытые ладони, пригвоздив их к кресту. Арно побледнел, пот потек по его лицу. Истерические крики женщин наполнили площадь. Катрин вскочила. Один из палачей, вынимая из жаровни длинный железный прут, покрасневший на огне, подходил теперь к осужденному, поощряемый криками толпы.

Вне себя от ужаса, Катрин вырвалась из рук Мораймы, которая напрасно попыталась ее удержать, спустилась на арену и встала напротив Мухаммада. Толпа смолкла, палач замер на месте. Голос Катрин взвился над толпой:

– Разве это, калиф, ты мне обещал?

Она говорил по-французски, чтобы его подданные не смогли понять ее слов. Тонкая улыбка скользнула по губам калифа.

– Я только хотел посмотреть, как ты к этому отнесешься, Свет Зари. Ты можешь сделать то, что я тебе обещал, если таково твое желание…

Он встал, властно глядя поверх толпы, которая замерла в ожидании.

– Слушайте, вы все, верные подданные королевства Гранады! Вечером женщина, которую вы видите рядом со мной, станет моей женой. Ей принадлежит мое сердце, и в качестве подарка на свадьбу я позволил ей убить своей собственной рукой убийцу моей возлюбленной сестры. Справедливость требует, чтобы тот, кто убил женщину, умер от руки женщины!

Разочарованное ворчание толпы длилось всего один миг. Отряд лучников, стоявший перед трибуной, поднял свои луки. Когда калиф говорил, протестовать запрещалось.

Умоляющий взгляд Катрин поискал Абу-аль-Хайра, но врач не пошевелился. И горечь проникла в сердце молодой женщины; он поступил как все: жизнь ему была дороже, чем дружба…

Между тем раб встал на колени перед ней, держа в руках золотой поднос, на котором мрачным светом сиял кинжал Монсальви. Катрин схватила его. Серебряный ястреб удобно лег в ее ладонь. Наконец-то в ее руках оказалось избавление Арно и ее собственное!

Выпрямившись во весь рост, бросая вызов Мухаммаду, она с дерзким видом сорвала с себя позолоченную мишуру, закрывавшую ей лицо.

– Я не твоего племени и не твоей религии, калиф! Не забывай этого!

Потом она отвернулась от него и, высоко неся голову, пошла к эшафоту. Через минуту ее душа и душа ее супруга отлетят вместе к золотому солнцу в голубые дали, они будут легче тех черных птиц, что летают теперь наверху… Толпа молчала, невольно покорившись прекрасной женщине, которая несла смерть мужчине, распятому на кресте… Великолепное и редкое зрелище! Оно, конечно, стоило больше варварского удовольствия смотреть на пытки.

Арно поднял голову. Его взгляд встретился со взглядом Катрин, потом Арно отвел глаза и устремил их на калифа:

– Я отказываюсь от этой так называемой милости. Какой же рыцарь, достойный своего имени, согласится умереть от руки женщины? Да еще хуже, от руки своей жены? Ибо, кроме моего бесчестия, ты еще хочешь возложить на нее свое преступление и сделать из нее убийцу своего мужа! Слушайте меня, вы все! – И голос Арно усилился, громом покатился над толпой: – Эта женщина, которую ваш калиф собирается положить этой ночью себе в кровать, является моей супругой, матерью моего сына! Убивая меня, он ее освобождает! И еще знайте, что если я убил Зобейду, то сделал это из-за нее, чтобы спасти от пытки насилием, чтобы та, что выносила моего сына, не была осквернена презренными рабами. Я убил Зобейду и горжусь этим! Она не заслуживала жизни! Но я отказываюсь умирать от руки женщины! Отойди, Катрин!..

– Арно! – умоляла молодая женщина. – Умоляю тебя во имя нашей любви!

– Нет! Приказываю тебе уйти… как приказываю тебе жить ради сына!

– Жить? Ты знаешь, что это значит? Дай мне ударить или…

Но два стражника уже прошли к молодой женщине и завладели ее руками. Мухаммад догадался, что она убьет себя после того, как убьет Арно.

– Пусть твои палачи подходят, калиф! Я тебе покажу, как умирает Монсальви! Да сохранит Бог моего короля и помилует мою душу!

– Я хочу умереть с тобой! Я хочу…

По знаку калифа палачи опять взялись за свои инструменты. Среди толпы поднялся рокот. Все обсуждали смелые слова осужденного, удивлялись и почти жалели его… И вдруг за красными стенами Аль Хамры опять зарокотали барабаны…

Все головы поднялись, люди замерли, ибо бой барабанов на этот раз не имел ничего общего с представлением: громкий, быстрый – нечто вроде набата, в который били с яростным возбуждением. Одновременно во дворце-крепости раздались вой, жалобы, крики ярости, боли. Двор калифа и огромная толпа – все притихли, прислушиваясь, ожидая, что последует дальше. Абу-аль-Хайр наконец решился пошевелиться. Не заботясь о приличиях, он широко зевнул…

Сейчас же Жосс отпустил свою слишком нервную лошадь, которую с таким трудом сдерживал, и она принялась скакать галопом во всех направлениях, создавая ужасный беспорядок в рядах охраны. В это время Готье, опрокинув своих соседей, стал наносить удары по головам охранников, которые сдерживали толпу с его стороны, и бегом продвигался к эшафоту. Гигант будто сорвался с цепи. Охваченный священным гневом, он в несколько мгновений положил на землю охрану Катрин, палачей и даже гигантского Бекира, которому пришлось выплевывать зубы, когда он покатился под копыта лошади Жосса, вставшей на дыбы. Ошеломленная Катрин почувствовала, что ее тянула чья-то рука.