Я пред Тобой. Я существую. Мыслю, следовательно, существую.

А не мыслю, так и не существую? Э, лучше скажи: хочу, значит, не умер».

Доктор слушал рассеянно. Он пытался придать стройную форму мысли о том, что в мире, где есть выбор, простить или отомстить, в сущности, нет выбора.

«Ан-12» взвихрил мощными винтами колючую снежную пыль, постоял, словно пробуя силу перед дальней дорогой, и после короткого разбега взял курс на Моздок. По знаку борттехника из грузового отсека, забитого разнокалиберными картонными коробками, мы потянулись в крохотную гермокабину. Для одиннадцати человек в зимней одежде пространства здесь явно не хватало. Но упаси Бог остаться в грузовом отсеке! За бортом минус сорок, да и дышать, наверное, захочется.

Вот так с подмосковной Кубинки началась предновогодняя поездка в Чечню группы офицеров штаба округа во главе с первым заместителем командующего МВО генерал-лейтенантом А. Белоусовым. Мне, очевидно из-за уважения к прессе, досталось место у блистера, как и генералу, да еще и рядом с электроплиткой, на которой грелся чайник. Предстояло «три с копейками», как нам сказали, часа полета. Ввиду того, что дорожные разговоры были исключены, гермокабина держит давление, но не звук двигателей, утешением моим стала книжечка «Вертолет в Афганистане», которую я обнаружил в буфетном шкафчике, рядом с нарезным батоном. Да еще осмысление того, как меня угораздило под Новый год лететь туда, откуда можно и не успеть вернуться к бою курантов и бородатой Козе по телевизору. Книга «Вертолет в Афганистане» тоже была кстати. Из Моздока новогодние подарки российским воинам в Чечне, а именно этим грузом был набит под завязку «Ан-12», предстояло доставить вертолетами. С вертолетчиками я всегда крепко дружил и в Афгане, и в Таджикистане. А кто бабушке не внук?

Ох, недаром у правоверных и православных пятница на особом счету. У первых – это день отдохновения и особой молитвы в джума (пятничной) мечети, у вторых – день крестной муки Иисуса Христа. Существует даже такая фобия – боязнь пятницы.

– Есть возможность слетать в Чечню. Округ отправляет новогодние подарки. Недолго. Три дня. Вернетесь вовремя, в субботу велено прибыть на инструктаж в штаб округа, – такова была речь редактора в пятницу.

В приемной заместителя командующего округом я узнал, что семь тонн новогодних подарков собирали всем миром, а симпатичную черепашку в маленьком аквариуме кормят сырым мясом. Ну надо же, а я-то думал, что они травоядные. Земноводное важно восседало на черном камне, как и положено, если обитаешь в присутственном месте.

Мы зашли в назначенное время в генеральский кабинет. Генерал Белоусов поздоровался со всеми за руку, предложил разместиться за длинным столом и, объяснив, как я понял, исключительно для меня цели и задачи поездки, сказал: «Думаю, что остальные технические детали вам вряд ли будут интересны». Это точно – «многия мудрости – многия печали». Однако пришлось просидеть в приемной до конца совещания, поскольку самостоятельно из лабиринта коридоров штаба округа новому человеку выйти трудно.

Я успел сам себе наметить, что взять с собой в дорогу. Тоже ведь без подарков ехать нехорошо. Но кроме трех китов: сала, водки и черного хлеба ничего в голову не лезло. Да, еще теплое белье. Помню я эти юго-восточные «мягкие зимы». На Руси их «сиротскими» называют, а народу мерзнет не меньше, чем на севере.

«В Моздок я больше не ездок». Эта подозрительно-поэтическая фраза всплыла из глубин детской памяти… Спустившись с трапа, я убедился, что в этой «степи моздокской» недаром «замерзал ямщик», и товарищ, слушая его обстоятельное завещание, ничем бедолаге помочь не мог. В Моздоке было так же холодно, как в Кубинке, да еще дул порывистый ветер.

Генерал, выслушав доклады об отсутствии метеоусловий над Ханкалой, нахмурился, приказал быть всем в готовности к возможному вылету, но в конце концов «небесная канцелярия» победила. Нас определили на постой в мотострелковой части, рядом с аэродромом. Я, впрочем, об этом не сильно пожалел. Удалось увидеть, как живет «чеченская учебка». Городок аккуратный, ухоженный, казармы теплые, уютные. Обмундирование на солдатах – новое. Снег на газонах отформован в призмы. А столовая, мест на пятьсот, как будто из учебного фильма управления тыла. Переночевали мы в двухэтажной санчасти, где не было привычного запаха хлорки и лизола. Кроме того, я душевно побеседовал и выпил бутылку водки с двумя земляками-дагестанцами. Оба – военные врачи. Обучают курсантов основам медицинской подготовки. В Чечне это пригодится.

Я дал себе слово, что буду осторожен с упоминанием имен и фамилий людей, с которыми познакомился в Чечне. Не потому, что они были против этого. Просто мне не хочется облегчать работу и без того осведомленным аналитикам международных террористов. «Норд-Ост», конечно, в прошлом. Но в очень близком прошлом, даже по отечественным меркам. Категорически утверждаю: ни один теракт не совершается без тщательной подготовки, в основе которой – разведывательные данные. Другой вопрос, как информация попадает к противнику.

В вертолете «Ми-8», сбитом террористами над Ханкалой 3 сентября 2002 года, среди пассажиров находился мой друг – полковник Станислав Марзоев. Человек, чью отвагу и ум, честь и преданность армии я ставил в пример множество раз, еще с начала восьмидесятых годов в Афгане. Он был заместителем командующего 58-й армии по воспитательной работе. Воевал в Афганистане, принимал непосредственное участие в событиях в Осетии, Ингушетии, Чечне и Дагестане. Полковник Марзоев мог в перспективе оказать немалое влияние на стабилизацию обстановки в регионе. Это не пустые слова, не дань памяти. Моджахеды даром не стреляют.

Морозное утро. Чистое небо. Видимость – «миллион на миллион». Погрузкоманда мигом перебросила часть подарков в «Ми-8», прилетевший из Ханкалы. Мы втиснулись в узкий проход между коробками и скамейкой, и, после того как генерал занял законное место, справа от входа в кабину, вертолет поднялся над Моздоком.

И началось… Я живо вспомнил, что такие ощущения после Афганистана мне испытывать в воздухе не приходилось. Так летали только в районах, где была реальная опасность нарваться на «духовский» зенитный пулемет или «Стингер».

Неслись, казалось, в метре от верхушек черных деревьев над перелесками, прижимаясь к заснеженным полям так, что были видны стебли жухлой травы. Склон холма – рукой подать. Резкий уход влево, затем крен вправо, «горка» над ЛЭП, вниз, еще ЛЭП – вверх и опять бреющий полет над белой равниной, расчерченной штрихами лесополос. Сердце, да и все другое, подкатывало к горлу… Я посмотрел на генерала. Белоусов сидел с полузакрытыми глазами, и мне почудилась на его лице легкая усмешка…

На подлете к Ханкале с хвостовой балки начали срываться слепящие оранжевые шары. Их тепловое излучение, по идее, должно отвлечь на себя инфракрасную головку ПЗРК. Когда-то небо над аэродромами Афганистана было затянуто дымкой от этих бесконечных фейерверков, и на землю медленно ложился белый пепел. Сейчас, видимо, начинка другая – хочется верить, что поможет. Ведь кто-то же проводил эксперименты с этим делом? Будет нам наука продавать «свои перья» третьим странам. Не «Стингеры» теперь у террористов, а «Иглы».