простые слова его знания языка хватало. – Это все я! Я один виноват.

– Что ж, излагайте вашу версию. – Следователь огляделся, придвинул к себе кресло. – Разрешите присесть, фрау?

– Да-да, – пробормотала мама. – Конечно. – Теперь она смотрела на Тимофея.

Со знакомым выражением лица – в ожидании неприятностей.

Отец смотрел иначе. Отчаянно-обреченно. Так мог бы смотреть человек, услышавший от врача подтверждение смертельного диагноза. Теперь уж – точно всё.

И в то же время в его взгляде читалось облегчение. Муки неизвестности закончились. Надежды не осталось – но не осталось и выматывающего душу ожидания.

– Это я убил Штефана, – сказал отец.

86

Мама сидела за кухонным столом перед наполовину пустой бутылкой вина. Пальцы сжимали ножку грязного захватанного бокала. Все жалюзи на окнах были опущены, свет не горел, и лицо мамы тонуло в тенях. Одна полоска жалюзи погнулась, и через нее проникал тонкий луч, слегка расширяющийся к столу, отражающийся от бутылки и бокала.

Тимофей стоял напротив мамы, как провинившийся школьник перед директором.

– Вы с Габриэлой так хорошо дружили в детстве, – пробормотала мама.

– Теперь она мертва, – сказал Тимофей.

Из теней появилась вторая рука и, взяв бутылку, наполнила бокал до краев. Тимофей молча наблюдал за этим, лицо его не выражало никаких эмоций. Однако он вспоминал почти такой же бокал на далекой станции в Антарктиде.

Мать сделала глоток и, поставив бокал, вздохнула.

– Одна – мертва, вторая – сядет в тюрьму…

– Сомневаюсь. Ярко выраженное гистрионическое расстройство личности. Брюнхильду будут лечить.

– Какая разница… – прошептала мать. – Какая, черт подери, теперь разница…

Тимофей опустил взгляд.

– Почему ты уничтожаешь все, к чему прикасаешься? – Шепот превратился в шипение.

– Я не убивал Габриэлу. И не имею никакого отношения к болезни ее сестры.

– Ты и тогда говорил то же самое!

– И тогда я тоже никого не убил! – резко поднял голову Тимофей.

– Ну конечно! – Бокал задрожал в крепко сжатой руке, и вино заплескалось внутри. – Ты никогда ни в чем не виноват! Просто каждый раз, как только у меня появляется хоть крохотный шанс наладить свою жизнь, – появляешься ты. И все летит в бездну!

– Для того чтобы наладить свою жизнь, нужно было работать и трезво оценивать свои силы, – сказал Тимофей. – Я буду помогать тебе деньгами. Но тебе придется продать этот дом и переехать в район подешевле. А лучше бы вернуться в Россию.

– Что? – Рука с бокалом перестала дрожать. – Вернуться? Чтобы все плевали мне в глаза? Смотрели как на несчастную идиотку, которая за границей ничего не смогла добиться и вернулась несолоно хлебавши?!

– Некому будет смотреть на тебя так. Прошло почти пятнадцать лет. В России у тебя нет уже никого, кроме меня.

– Да… Только ты. И ты будешь смотреть на меня, как инопланетный хирург. Ты не смотришь. Ты… препарируешь. – В несколько больших глотков мать опустошила бокал и поставила его на стол. – Зачем ты явился? Хочешь разрезать мне голову и посмотреть, как работает мой мозг?

– Хочу забрать свои вещи.

– Ну так забирай. И уезжай немедленно.

Тимофей сделал шаг к лестнице на второй этаж, но остановился. Повернул голову к матери.

– Ты ведь сама меня пригласила…

– Убирайся прочь!

Тимофей опустил голову и медленно начал подниматься наверх.

87

ЧЕТЫРНАДЦАТЬ ЛЕТ НАЗАД

Первое время после развода родители Тимофея не общались. С Тимофеем отец тоже не виделся – хотя формально имел на это право.

– Почему? – спросил следователь.

Отец говорил торопливо, словно спешил поскорее выговориться – пока не прошел запал. Ломаный немецкий язык в его исполнении чудовищно мешался с русским. В сложных случаях на помощь приходила мама. Она то и дело всхлипывала, пыталась дополнять рассказ отца подробностями. Но следователь эти попытки пресекал.

– Почему вы не общались с сыном? Вы находились в ссоре?

– Нет. Разве можно поссориться – с ним? – Отец кивнул на Тимофея и горько засмеялся. – Просто… Парень тут вроде прижился. В приличной школе учится. А я – кто? Простой слесарь. О чем мне с ним говорить? Рассказывать, как унитазы чиню?

– У вас есть проблемы с алкоголем?

– Нет у меня проблем. Выпиваю иногда – ну так а кто не выпивает?

– Ясно. Продолжайте.

– Ну и как-то случилось, что мне деньги понадобились. За квартиру задолжал… еще там, по мелочи. Да и вообще домой хотел вернуться! Опостылело мне тут. А дома, известное дело, стены и те кормят…

– Стены? – удивился следователь.

– Поговорка, – объяснила мама Тимофея.

– Ясно. Дальше?

– А что – дальше? Где их взять-то, деньги? Вокруг соседи – такие же нищеброды… Ну я и поехал к Лене. Подкараулил возле работы, когда выходила. Она меня выручила. Ну, и разговорились. – Отец посмотрел на маму.

– Я в тот период находилась в крайне взвинченном состоянии, – поспешно сказала мама. – Мне казалось, что Штефан что-то от меня скрывает. Поделиться мне было не с кем – с подругами о таких вещах не разговаривают, а встреча с бывшим мужем спровоцировала на откровенность.

– Какого рода откровенность?

– Я сказала, что, как мне кажется, у Штефана есть от меня какие-то секреты.

Мама посмотрела на отца. Так, будто они находились на теннисной площадке и она подала мяч максимально удобно для того, чтобы отец его взял.

И он взял. Заученно проговорил:

– Я стал следить за Штефаном. Делать мне особо нечего, времени полно. И я узнал, что он ворует у своей компании деньги.

– Как именно вы это выяснили?

– Ну как… – Отец неуверенно посмотрел на маму. – Узнал, да и все! Какое вам дело?

– Мне есть дело до всего. Повторяю вопрос: каким образом вам удалось узнать, что господин Майер утаивает от компании часть дохода?

– Геннадий не знал этого доподлинно, – вмешалась мама. – Это было просто его предположение, понимаете? А для того чтобы проверить предположение, он написал Штефану первое письмо.

– Фрау Бурлакофф! – Следователь хлопнул ладонью по столу. – Я спрашивал не вас! Прошу отвечать лишь на те вопросы, которые адресованы вам.

– Конечно. Извините. Я всего лишь хочу помочь.

– Да-да. Именно так я и подумал… Вы ведь понимаете, что мы будем проверять всю информацию, которую сейчас получим? – Следователь снова посмотрел на отца.

– Понимаю, – буркнул тот. – Не понимаю зачем. Я вам – чистосердечное признание, а вы меня – проверять…

– Такова суть нашей работы. Продолжайте. Итак, вы узнали, что господин Майер занимается хищениями.

– Ну да! И написал ему письмо. Что, дескать, не заплатишь – твое начальство все узнает.

– Письмо выглядело так? – Следователь достал из папки конверт, переданный ему Тимофеем.

– Так, – убито кивнул отец.

– Это писали лично