Танки стояли практически сразу за выходом со станции. Три «чеха» с тридцатисемимиллиметровыми орудиями и трофейный БТ — очевидно, под рукой у фрицев больше ничего не оказалось. Не успевали они собрать качественный бронированный кулак на пути быстро убегающего поезда, вот и слепили засаду «из того, что было». Батареи должны были затормозить состав, в идеале остановить его, а танки оставили в резерве. На случай, если бронепоезд проскочит. Поставили, замаскировали в лесу. Наверняка знали возможности противника — в конце концов, они сами его собирали. Но, видимо, рассчитывали, что артиллерия даже если пропустит бронепоезд, то изувечит. В принципе, так и получилось, но на то, что у русских после удара с воздуха и встречи с зенитками останутся две трехдюймовки, восьмидесятивосьмимиллиметровая зенитка и «эрликоны», их пессимизм явно не распространялся. А зря.

Откровенно говоря, это была та самая ошибка, которая «хуже преступления». По-хорошему, собрать бы им все, что имелось, в один кулак — и бронепоезд они бы остановили и уничтожили. Или уж хотя бы рельсы разобрать. Но — перемудрили, инфраструктуру без приказа свыше портить не стали. Вдобавок не учли, что в бою на станции русские окажутся в мертвой зоне и для противотанковых батарей, и для танков. Если те, естественно, будут стоять неподвижно. Они и стояли — все произошло слишком быстро, никто не успел принять решение и отдать приказ. В результате бронепоезд мог бить их по частям — редкий шанс, который и решил судьбу боя.

Но начали бой все же немцы. Приказ Хромова дошел до тех, кто в вагонах, однако на платформе с зениткой его не получили. Хорошо еще, не успели расслабиться после боя, так что отреагировали, но развернуть орудие вовремя не успели. И в результате первый ход остался за противником, а уж стрелять фрицы умели.

Первый снаряд хлопнул аккурат на платформе с зениткой. К счастью, тридцать семь миллиметров — не такой уж запредельный калибр, и эффект от взрыва на открытом пространстве в разы меньший, чем в замкнутой коробке бронированного вагона. Двое артиллеристов упали, еще один, хватаясь за раненый бок, осел, но не закричал, лишь выгибался и скрипел зубами от боли. Но остальные продолжали разворачивать орудие. Даже с их невеликим пока боевым опытом понимали — нет времени на раненых, сначала надо отразить удар, иначе всех положат. И длинный ствол зенитки поворачивался, будто палец слепого, ища цель.

Вторым выстрелил БТ, пробил снарядом вагон насквозь и улетел куда-то прочь, так и не взорвавшись. Была у русских снарядов такая традиция — не всегда срабатывали взрыватели. В начале века это помешало истребить японцев, сейчас портило нервы артиллеристам. Очень уж часто из-за дефектных снарядов они проигрывали дуэли вражеским танкам. Но в данном конкретном случае это оказалось, скорее, благом. Для Сергея, в полуметре от которого образовалась свеженькая дыра, уж точно. Теоретически самый мощный, сорокапятимиллиметровый снаряд бездарно ушел прочь, нанеся скорее косметические, чем реальные повреждения и даже никого не ранив. Не считать же за ранения царапины от мелких осколков брони, выбитых взрывом. Глаза не посекло — и ладно.

Еще два выстрела. Промахнуться в упор невозможно. Разлетаются куски брони. Перекосилась и навеки замолчала орудийная башня. И наконец, бронепоезд ответил. Степенно, внушительно. Громко.

Осколочный снаряд предназначен для работы по самолетам, но и против наземных целей совсем неплох. Да что там, хорош! Это вам не стандартные противотанковые игрушки, класс совсем иной. Девятикилограммовое детище сумрачного тевтонского гения калибром восемьдесят восемь миллиметров, несущее внутри почти килограмм отличной, качественной взрывчатки, вылетает из ствола орудия со скоростью немногим более восьмисот метров в секунду. При стрельбе с жалких полусотни метров он не успевает замедлиться. Оказавшийся на его пути танк попросту разрывает на куски, которые разбрасывает вокруг в живописном беспорядке. Взлетает, кувыркаясь, башня — и падает вниз с внушающим уважение лязгом. Жаль только, услышать эту какофонию некому, все вокруг оглушены взрывом.

Еще один выстрел. На полигоне хорошо обученный расчет ухитряется лупить в цель каждые три секунды. Насколько точно — вопрос открытый. Здесь условия далеки от полигонных, да и артиллеристы так себе, однако им везет, успевают накрыть еще один танк. Снаряд проходит вдоль самого корпуса машины, срывая гусеницу вместе с катками, летит дальше и, зарываясь в мох, глухо хлопает уже там, поднимая каскад перепревшей листвы. Борт танка аккуратно распорот. Что с экипажем, неясно, однако перекосившаяся машина башней ворочать не пытается. То ли погибли, то ли контужены, то ли напуганы до коричневых штанов.

Практически одновременно БТ стреляет вторично — и попадает. Снаряд врезается в стоящий на открытой платформе «Ганомаг». На этот раз взрыватель срабатывает штатно, и бронетранспортер, до того счастливо переживавший все перипетии судьбы, вспыхивает факелом. В ответ снова ревут «эрликоны». Пробили бы они лобовую броню пускай легкого, но танка — вопрос открытый, но сейчас БТ стоит заметно ниже их. Снаряды хлещут сверху, будто консервный нож вскрывают стальные листы. Защита там слабенькая совсем, для противодействия снарядам не предназначенная. Танк вспыхивает разом, двигатель бензиновый, пожароопасный, и это сейчас кстати. Из башни, словно вытолкнутая невидимой рукой, вылетает объятая пламенем фигура, катится по земле… Все, бронепоезд уже миновал это место, что там дальше творится — не видно, да и неважно. По последнему танку стреляет трехдюймовка. Попадает или нет — черт знает, Хромов этого уже не видит, но больше фрицы не стреляют, и то хлеб. Сотрясаясь от перегрузок, паровоз толкает изувеченный бронепоезд, выводя его из успевшей захлопнуться, но не сдержавшей чересчур сильного и хищного зверя ловушки.

Могила. Братская. Нет времени копать для каждого отдельную, да и не для кого. Многие не просто погибли — остались от них не подлежащие опознанию фрагменты. Хорошо еще, их можно поименно перечислить и написать на уложенном сверху пробитом снарядом листе брони. Не худшая замена граниту, если вдуматься.

Крест и звезда на могиле. Плевать, что это символы разных вер, на том свете разберутся. Да и какая разница, если вдуматься. Все, и верующие, и атеисты пали за Родину. Мертвые сраму не имут. И есть шанс, что могилу эту не тронут — где-то Хромов читал, что немцы в начале войны, пока окончательно не озверели, к храбрым врагам, особенно павшим, относились с уважением. Даже, случалось, хоронили сами. Может, это всего лишь легенда, но хотелось в нее верить и надеяться, что покой павших останется вечным. Что его не потревожат ни враги, ни мародеры из более поздних времен. И пусть даже правы не верящие в загробную жизнь, все равно Хромову казалось, что мертвецам будет обидно, если в их останках начнут ковыряться чужие жадные пальцы. Пальцы тех, кто, не положи эти люди головы здесь и сейчас, никогда бы не родился на свет.

— Старшой…

— А? — Сергей обернулся, отгоняя некстати пришедшие видения. — Случилось что?

— Да, пора. Только тебя ждем.

Хромов кивнул. Критическим взглядом оглядел Селиверстова. Нормальный, почти целый. Разве что на руке бинты, но ерунда, только кожу распороло. Гимнастерке хана, конечно, но это совсем не стоящие внимания мелочи. А так… Будет длинный, жуткого вида шрам, но и только. Правда, лишь в случае, если они ухитрятся пережить это долбаное приключение.