Благо, каваллиер поступил как человек благородный и ничем далее не подавал вида, что между ним и Маисси что-то произошло. Более того, он деликатно уходил от общения с представителями семьи Ронде — то ли сознательно, то ли на самом деле потому, что был чем-то срочным и важным занят.

— Ты бы, Ини, с ней поговорила ещё. Может, всё-таки удастся выдать её за Харрана.

— Она и слышать не хочет. Говорит: мама, мы всю жизнь знакомы, он мне как брат-близнец, разве за братьев выходят?

— Может быть, со временем?

— Ну ты же её знаешь: упрямая как ты.

Оба одновременно вздохнули. Инира, склонив в задумчивости голову, водила пальцем по скатерти; гильдмайстер, поджав губы, напряженно размышлял.

— Придётся везти её куда-то. Не знаю, как и когда. Гильдейские дела надолго не оставишь, да и не на кого.

— Да, — подтвердила Инира, покивав головой так, как будто перебирала имена, — да, собственно, почему «как будто»? Она знала почти все дела Флоана так же, как он сам. Ну, разумеется, кроме тех, которые были не по части Гильдии. — И куда везти?

— Вот и я думаю: если уж ехать с ней, так прямо в столицу. Там всё-таки связи есть.

— Ну ты же знаешь, Флоан, как родня ко мне относится.

— Так там не одна твоя родня, там и у меня друзья. И партнёры, которые мне обязаны.

Инира подняла голову. Мысль съездить в столицу — и явно не на пару недель — ей понравилась.

— А когда?

— Не могу пока сказать. Буду готовить поездку, думаю, что до конца года сможем отправиться.

Он и не подозревал, что будет в Акебаре намного раньше, но один, без жены и детей, и по делам, вовсе не связанным с устройством брака Маисси, а куда более серьёзным — и рискованным.

Дела эти как раз сейчас входили в его жизнь с легким стуком в дверь:

— Да, кто там?

Служанка с извиняющимися интонациями ответила:

— Ваша милость, там пришёл Коггор и спрашивает вас. Вы велели его тут же пропускать.

— Извини, дорогая, боюсь, что это срочно.

— Да-да, Флоан, конечно, мы вечером поговорим ещё.

— Проведи Коггора в малый кабинет, принеси чего-нибудь горячего попить и пирожные. Я сейчас буду.

Коггор был управляющим в одной из факторий Гильдии, той, что находилась в самом Кармоне. Для гильдмайстера он собирал разные сплетни и сведения, которые могли пригодиться в торговле. В основном о местных дворянах и состоятельных людях, для чего у Коггора был бюджет на подкуп их прислуги. Прислуга же практически всех домов регулярно бегала в лавку при фактории, где были самые лучшие сорта хайвы, самые свежие плоды, отличного качества крупы и мука, и любая дичь из окрестных лесов и полей — коей основным поставщиком был Красный Зарьял, между прочим.

Обычно Коггор приходил раз в неделю, по вечерам. Если он прибежал днём, да днём неурочным — значит, что-то узнал важное.

Так и оказалось:

— Ваша милость, тут непонятные дела затеялись, я и думаю, надо бы вам порассказать побыстрее, вдруг что важное.

— Рассказывай, друг мой, я жду.

— Ваша милость, помните — каваллиер этот столичный к Харрану приехал, который потом альву у Зарьяла выкупил?

— Конечно, а к ней ещё самец прибежал из Альвиана.

— Так вот, у Харрана нынче все будто взбесились, по всему городу так и бегают, и каваллиер этот с ними. К наместнику зачем-то заходили, и от наместника Дуилия, которая там в доме приёмов посудой заведует, ну, она ещё замужем за Халеем, помните, тощий такой, он у наместника деньги считает…

— Ближе к делу, друг мой!

— Ну я и говорю: она моей сегодня проболталась, что наместник каваллиеру кучу денег выдал, муж её говорит, почитай, всё золото и почти всё серебро выгребли из казны-то.

— Вот как? — Это было очень и очень интересно, потому что совершенно необычно. Выдать большую сумму из казны частному лицу? Ну, для этого наместник должен был бы почуять весьма значительную и, главное, быструю выгоду. Дорант, конечно же, имеет кое-какое отношение к торговле, но, судя по всему, что знал гильдмайстер, каваллиер не занимался ничем таким, что могло бы сделать быстрый оборот капитала.

Значит, он, скорее всего, действует по поручению кого-то влиятельного, причем поручению секретному (иначе о нём судачил бы уже весь город).

— И что ещё люди говорят про каваллиера?

— А ещё они с Харраном ходили к Красному Зарьялу и наняли его с людьми за хорошие деньги, идти в Альвиан зачем-то. А Федоле стражник, который со шрамом через всю рожу, заходил сегодня в лавку за хайвой, очень уж он хайву хорошую любит, на неё тратит столько, сколько другие стражники на выпивку…

— И снова ближе к делу, друг мой!

— Ну вот, Федоле этот и рассказал, что ночью каваллиер с Харраном и людьми куда-то из города уехали, а с ними закрытый кибит, а кибит этот нарочито днём из-за города привезли. А что в закрытом кибите, Федоле не знает, потому что… ну, это… закрыт он был. Я и думаю, не деньги ли они повезли, может, платить кому?

— Не вернулись ещё?

— Не знаю. Я, как Федоле ушёл, сразу к вам, ваша милость.

— Хорошо. Ещё что про Харрана и каваллиера узнаешь, сразу сообщай, лучше сам. Вот тебе за труды.

Большой серебряный кругляш скользнул по столу к управляющему и скрылся под его ладонью. Тот вскочил и, кланяясь и пятясь задом, покинул кабинет.

А гильдмайстер остался в недоумении и раздумьях.

2

Когда Уаиллар бесшумно исчез в чаще, Аолли, оглядевшись, сделала то, что сделала бы любая аиллуа, оказавшись в одиночку в незнакомой части Леса: ушла с открытого пространства и постаралась устроиться так, чтобы быть незаметной. Для этого вокруг было более чем достаточно средств — только широколиственных кустов разных видов росло несколько десятков. Аолли скользнула в заросли аололи, чувствуя внутри небольшое свободное пространство. Кустарник согласился передвинуть часть ветвей и повернуть листья так, чтобы полностью закрыть Аолли со стороны дороги.

Устроившись поудобнее, она принялась за самое скучное в жизни занятие: ожидание, сдобренное неприятными мыслями.

Она так и не смогла ещё освоиться с тем, что жизнь её рухнула и никогда больше не станет прежней — хоть и говорила мужу вовсе противоположное. В снах она то что-то рассказывала отцу, то обсуждала с подружками новости, то возилась с соседскими уолле… словом, жила обычной жизнью обычной женщины кланового аиллоу, которой у неё теперь точно не будет. А что будет и как — неизвестно.

Аолли, несмотря на молодость, была умная и много знала таких подробностей об обычаях аиллуэ, которые знают немногие — или о которых не задумываются. Так получилось, что вырастил её отец: довольно редкое у аиллуэ явление, потому что воины нечасто переживают своих жён. Мать Аолли умерла, когда дочь ещё не сменила младенческий пух на голове на взрослую шерсть — это происходит в три-четыре года. Тяжелая, неизлечимая болезнь убила её, как ни старались Главная женщина Ауэрра и другие, умеющие разговаривать с больными.