– Сейчас жечь буду!

Крик оказался явно неуместен – Квазимодо увидел, как на дальний конец луга на рысях выходят всадники. Трепетали бело-голубые флажки на копьях. Даже на первый взгляд конный отряд превышал своей численностью жителей пострадавшей деревни раз в пять. Подхватывая с земли топор и бросаясь бежать, вор подумал, что уместно было бы присваивать себе чин не ниже сотника – тогда силы были бы равны хотя бы символически.

Пролетев мимо хижины и отмахнувшись от мерзкой собаки, вор выскочил на берег. Лодка качалась невдалеке от берега. Фуа стоял на корме, мокрая рыжая возилась с вещами. Виднелась голова павшей духом леди Атры.

– Уходите! – Вор энергично махнул рукой.

Фуа непонимающе развел руками.

– Проваливайте, я говорю! – Квазимодо метнулся вдоль берега. Первая лодка оказалась дряхлой и поддалась с первого удара. Со следующей пришлось повозиться. Вор прорубал дно, прыгал к следующей долбленке. Раздавались удары топора – появлялись новые дыры в днище. Мимо головы просвистела охотничья стрела. Опомнились, сукины дети. Хорошо, что стрелять толком не умеют. Вор понял, что к двум лежащим дальше по берегу лодкам уже не успеет. Казалось, лошадиное ржание раздается уже за спиной. Судя по ругательствам, солдаты действительно были уже за ближайшей хижиной. Квазимодо с сожалением метнул топор в разрывающуюся лаем собаку и кинулся в воду. Сквозь плеск услышал щелчок арбалета. Пришлось немедленно нырнуть.

Нырять пришлось еще не раз. Болты густо сыпались в воду. Несколько стрелков не поленилось войти в воду по пояс. Кто-то разъяренно орал команды. В детстве Квазимодо (тогда еще, конечно, носивший другое, совсем неинтересное имя) немало времени провел на берегу городской бухты в компании таких же, как он, малолетних озорников. Плавание наперегонки тогда входило в число любимых развлечений мальчишек Глора. Сейчас то полузабытое баловство почему-то вспомнилось очень ярко, хотя мутная вода здешней реки не имела ничего общего с солеными и сияющими солнцем волнами родного побережья. Да тому глупому мальчишке и не пришло бы в голову пускаться в состязания с обгрызенной рукой и металлической штукой, болтающейся на поясе. Кукри опять съехал куда не надо и путал ноги.

Лодки с фуа и бабами Квазимодо не видел. Стоило высунуть голову для того, чтобы хватануть воздуха, и рядом немедленно плюхались два, а то и три-четыре, тяжелых арбалетных болта. Ничего, в крайнем случае можно пересечь реку, на том берегу плоские холмы, лощины, а там уж как повезет. Особыми надеждами вор себя не тешил – хватит сил разве что выползти на берег. Эх, не «доделал» все лодки. Сейчас уже небось на воду спускают.

Долбленка оказалась впереди неожиданно. Квазимодо шарахнулся, хотел нырнуть.

– Это мы!

Вор узнал голос фуа, уцепился бессильной рукой за низкий борт, прохрипел:

– Гребите быстрее, тугодумы.

Его ухватили, потащили в лодку. Квазимодо заныл – рыжая вцепилась прямо в больную руку. Арбалетный болт прошил борт долбленки, застрял, выставив четырехгранное острие. Взвизгнула леди Атра. Квазимодо перевалился через борт, плюхнулся мокрым мешком, лысая голова очутилась на коленях синеглазой леди.

– Гребите, курьи дети!

Фуа и рыжая ухватились за весла. Девчонка грести не умела, больше мешала, но для того чтобы лодка набирала ход, хватало и усилий одного ныряльщика. Квазимодо поднял голову; так и думал – в дымке надвигающихся сумерек были видны отходящие от берега две лодки. Некогда отдыхать.

– Расселась тут. – Опираясь о гладкое бедро пленницы, вор сел, нашарил трясущейся рукой весло. Леди Атра, несмотря на свободный рот, смотрела молча и перепуганно – видать, перевоспиталась. Квазимодо сплюнул и принялся работать веслом. Деревня быстро удалялась, но лодки преследователей уже устремились следом, а берегом двигались злые охотнички куда большим числом. Можно чувствовать себя польщенным – до сих пор за вором не охотились таким войском и с таким азартом.

Квазимодо засмеялся-заквакал:

– Вот уж водички я сегодня напился так напился. От пуза. Рыжая, клади весло, это тебе не ложка воду мешать. Рот милостивой госпоже заткни, а то она у нас сильно разговорчивая стала. Мужнины деньги кому попало сулит.

– Я не буду кричать, – умоляюще пролепетала леди.

– Конечно, не будешь, – согласился вор. – Поплотнее, рыжая, поплотнее. У сиятельной госпожи ротик и не такое выдерживал.

– Ква, не болтай, – приказал фуа. – Ровнее веслом. Не на рыбалке.

Квазимодо не возражал. Очутившись в лодке, фуа подобрался, преисполнился уверенности в себе. Самое время. Узкий челн летел стрелой. Неслышно возилась рыжая, скармливая пленнице новый кляп. Сумерки накрыли реку. Фуа держал лодку подальше от левого берега, по которому шла конная погоня. Но ни всадников, ни лодок вблизи пока не было видно.

* * *

Легла темнота. Под загорающимися звездами мелькали тени ночных птиц. Тихо плескали весла. В прибрежном кустарнике длинно и заунывно завопила какая-то грустная тварь.

– Кажется, оторвались, – пробормотал вор. Рука болела так, что впору было заплакать.

Рыжая обернулась, потянула носом воздух.

– Их нет. Остановились или повернули в деревню.

– У, какая ты чуткая, – пробормотал Квазимодо.

– Можешь не верить, – холодно сказала девчонка.

– Да что ты. Я просто хотел спросить, сколько их было в лодках. И чего они теперь делать хотят.

– Двенадцать их было. Трое проводников из деревни, семь солдат и двое благородных.

– Ух ты! А что, все рыжие так привирать любят?

Девчонка разъяренно фыркнула.

– Да нет, двенадцать так двенадцать, – пустился оправдываться вор. – Я разве что говорю? Мне только интересно, как их унюхать можно. Ветра нет. Близко они не подходили, – жизнерадостно пояснил вор.

– Ветра нет для того, у кого половина носа осталось. Что я, по-твоему, солдатскую вонь от рыбацкой не отличу? Или благовония господские дешевые райниские? Их там коровьей мочой разводят, даже мне известно.

– Ну, я хоть и полуносый, ежели рожей уткнусь, мочу тоже различить могу. Но не на таком же расстоянии? У нас на «Эридане» парень был – мог стурворма под килем учуять. Но там такая туша. А солдата от рыбоеда зачуханного на таком расстоянии ни один человек не различит. Ты, рыжая, должна подучиться врать натуральнее. По-человечески.

Рыжая промолчала, зато вмешался фуа:

– Заткнись, Ква. Несешь непонятно что. У тебя рука болит. Пусть девочка поработает, а ты отдохни. И язык пусть отдохнет.

Возражать не было сил. Квазимодо отложил весло, прижал к груди горящую руку. Больно было – аж челюсти сводило. Не успевшая высохнуть повязка холодила кожу груди, но сама рука словно поджаривалась. Смазать бы чем-нибудь успокаивающим.

– Слышишь, Ныр. Как думаешь, идут они следом или остановились? С чего бы им останавливаться?