– Можно задать тебе вопрос?

«Ты любишь Изолу? – рвалось с его губ, до этого успев полностью заполнить разум. – И, что еще более важно, любит ли она тебя?»

– Дай-ка угадаю, – фыркнул Джеймс. – Изола крутит с тобой динамо?

Эдгар не ответил, и Джеймс довольно нервно рассмеялся, прикуривая очередную сигарету. Затянулся и продолжил:

– Слушай, скорее всего, дело не в тебе. Она просто такая. Сначала делает что-то одно, потом сразу противоположное. Словно пытается быть двумя Изолами сразу. – Его лицо стало равнодушным. – Надеюсь, ты тот, кого она ищет.

Эдгара охватило смятение.

– Я видел вашу фотографию, – выпалил он, пока Джеймс переключал передачу, намереваясь продолжить движение. – Совсем недавнюю, где вы с Изолой на каком-то карнавале. И я просто подумал, ну, вы…

Джеймс снова рассмеялся, сощурив темно-карие глаза.

– Мне нравилась эта девушка, чувак, – признался он, игнорируя невысказанный вопрос. – Я думал, что смогу снова сделать ее счастливой.

– А кто говорит, что она несчастна? – Эдгар почувствовал, что щеки краснеют от этого мнимого пренебрежения. Неужели это он сделал ее такой печальной?

– Это из-за ее мамы, приятель, – ответил Джеймс, качая головой. – Уже семь лет прошло, а она до сих пор несчастна из-за мамы.

Эдгар вспомнил слова Изолы о болезни мамы и о том, как она винила в этом себя и свое рождение. Провел рукой по голове – волосы на ощупь внезапно показались колючими – и холодно произнес:

– Ее мама не могла уберечь себя от болезни, Джеймс. В этом никто не виноват.

– Ага. Именно так Зола всегда и думала. Что ее мама не выбирала, болеть или нет. Ну конечно.

Молчание было таким же невыносимым, как и разговор. Джеймс заполнил паузу, выдохнув дым из ноздрей, словно дракон.

– Она словно пытается жить чужой жизнью, – спустя несколько секунд тихо сказал он, глядя прямо перед собой. – Не знаю, может, она подхватила это от своей психованной мамаши. Думаю, именно поэтому она постоянно меняет внешний вид, понимаешь? Как будто пытается приспособить к себе вторую личность.

– Ага, – кивнул Эдгар, и моментально вспомнил – словно обухом по голове ударили. – Типа вроде как первая Изола была настоящей Изолой… – пробормотал он себе под нос.

За автомобилем Джеймса выстроилась уже вереница машин. Водители нетерпеливо жали на клаксоны; Джеймс и Эдгар услышали это одновременно и вынырнули из глубоких вод своих тяжелых мыслей.

Когда красная машина тронулась, а окурок Джеймса вылетел из окна, словно нежное прощание, Эдгар задумался.

Неужели в этом все дело? Неужели Изола думает, что из-за общего имени с покойной сестрой поэта должна расплачиваться за годы, которые не суждено было прожить первой Изоле? Раньше она говорила, что считала, будто умрет в девять лет, и с того самого девятого дня рождения жила в подсознательном ожидании смерти, которая так и не пришла. А теперь, в шестнадцать, не знала, как жить дальше.

С наступлением сумерек Изоле стало хуже. Горло сжималось, грудь впала и остыла, а синяки на ногах пульсировали в ритме сердца. Она чувствовала, как по спине клацают драконьи когти, холодные и прочные. И все это – из-за мертвого тела, найденного в лесу по пути в школу. Все потому, что ей не хватало духа убить единорога, который все равно бы не пережил очередную зиму.

– Все будет хорошо, – успокаивала ее мама, баюкая Изолу в объятиях, пока та рыдала, не объясняя причин.

– Ага, – всхлипнула Изола, вытирая рукой нос, поглощенная мыслями о стеклянном кинжале в форме креста и о похожем на Сумрака детеныше единорогов где-то в лесу – ее обратном билете в ненормальную жизнь. – Все будет хорошо.

Зайчик свернулся в клубок под одеялом Изолы. Он почти не шевелился – все четыре лапы превратились в серый камень. Вдыхая, он хрипел, словно легкие тоже постепенно затвердевали.

– Зайчик, я тебе помогу, – прошептала она в его мягкое ушко и провела трясущимся пальцем по мордочке. – Я… – Она нервно сглотнула. – Я раздобуду для тебя еды.

Она надела черные армейские ботики, выключила свет и на секунду почувствовала покой, понимая, что братья возвращаются к ней, пусть и таким извращенным способом.

Следующим на очереди был Джеймс.

Телефон Изолы завибрировал, и она ответила, увидев на дисплее номер друга. На другом конце линии звенела напряженная тишина, и Изола предположила, что больше ничего от Джеймса не дождется. Оставив телефон рядом с горгулем, она проскользнула вниз, нетерпеливо ожидая появления Алехандро, в каком бы жутком обличье тот ни явился.

Уже сгустились синюшные сумерки, и Изола стояла на краю пропасти во все еще влажном платье девочки из дома Мордреда.

Деревья на опушке леса склонились перед ней, взывая к Изоле голосами, слишком высокими, чтобы разобрать слова – возможно, предостережения, а быть может, радостные приветствия. Изола несла фонарик и острый осколок зеркала. Она нервно щелкнула кнопкой фонарика и, устремившись вперед, своим оружием прорезала колючие заросли. Древние деревья слишком ослабли, чтобы бороться. Космический цирк явно испустил дух.

Изола коснулась обручального кольца на цепочке – оно похолодело почти до температуры стальной клетки ее ребер. Небо темнело, и по мере пути кольцо становилось все холоднее, словно компас ведя ее по расчищенной лесной тропинке.

Кольцо вывело ее к Дьявольскому Чаепитию. Детеныш единорога был там, словно ждал Изолу.

Он подрос и больше не был нежным созданием из книги сказок. Гладкая черная шкура (редкость, потому что чаще всего встречались голубовато-белые и серые единороги), короткий золотой рог, фиолетовая грива и хвост всех цветов радуги. Жеребенок стоял в центре кольца из мухоморов. Над ним висела белая клетка, такая же, какой Изола увидела ее в первый раз. Между прутьями так же торчала нога покойницы в изодранном чулке. На костях уже почти не осталось мяса.

Жеребенок с любопытством поднял голову, оторвал кусочек плоти с лодыжки и с аппетитом принялся жевать.

Изола стояла за пределами поляны, сжимая осколок зеркала так крепко, что острый край врезался в ладонь. Кровь стекала по руке, красно-черными буквами выписывая на коже пять букв ее имени.

Ножки жеребенка, слабые, как у антикварного столика, подогнулись, и он улегся в гнездо из перьев. Он раздувал ноздри, чуя волнение Изолы. Выплюнув пережеванное мясо, поднял окровавленную мордочку и черными глазами обозрел окружающий лес.

Изола шагнула вперед.

Единорог распахнул глаза. Красивые ресницы слегка подрагивали. Он не боялся Дочери Нимуэ.

Изола присела на корточки рядом с ним. Коснулась его шеи.

В доме номер тридцать шесть горгуль перестал дышать.

Изола привлекла жеребенка к себе.