class="p1">– Мы завтракать будем?

– Ага. Готовить умеешь?

Она покачала головой

– Если только яичницу пожарить.

Кто бы сомневался.

– Тогда не мешай. Сейчас приготовлю…

***

Приготовил шакшуку – яичница с овощами, просто и сытно. Так то я много чего умею, просто времени нет. Но если надо – я сразу несколько кухонь знаю. Арабскую в том числе, индийскую…

Заварил чай.

– Прошу, мадам…

– Мадмуазель.

– Давно?

– С недавних пор.

– А твой исламский брак?

– Это несчетово, – уже с набитым ртом произнесла она.

Кто бы сомневался…

***

Съели все. Это не Россия, готовить впрок тут нельзя, что не съели, выкидывай. Портится все тут моментально.

– А ты ничего, – прищурилась Ирина, облизывая ложку, – и готовить умеешь. Не мужик – мечта.

– Не старайся.

– В смысле.

– В прямом. Всю твою предысторию я знаю. И то, как ты родного отца сдала племенам – тоже знаю. Так что не пыли. Не выйдет.

– Да что ты знаешь-то?…

– Да много чего. То, что ты мужа не любила – это я понимаю. Но отца-то – как?

Ирина прищурилась.

– А ты знаешь, как он меня в пятнадцать лет под своего делового партнера подложил? Думаешь, я забыть и простить должна? Или как он мать до пьянки и суицида довел?

– Так уж и довел?

– Не знаешь – не говори, – зло сказала она

Я почему-то понял, что это правда. Интересно, найдется ли в России писатель – не сейчас, может позже – который сможет описать всю ту необъятную мерзость, которую представляет собой наш новый высший класс? Тут Достоевский нужен, не меньше. Это не из грязи в князи, это князи в грязи. Люди, которые не имеют даже минимальных тормозов и приличий. Люди, которые решили, что можно всё и ничего не будет. Люди, которые не имеют страха, ни перед законом, ни перед людьми, ни перед Богом.

А самое страшное – они уже воспитали себе смену. Вот такую.

– Ладно, сменим тему. Как хоть жилось то? В законном браке?

– Да вообще жесть. Пару месяцев в Европе, еще пара в Дубае, а все остальное пустыня. Ни выйти никуда, ни пошопиться.

– Ну, зато деньги.

– Какие деньги? – презрительно сказала Ирина. – Зачем они нужны, если их тратить нельзя. Тупые здесь все.

– И муж твой?

– Этот в особенности – зло сказала Ирина – хоть бы трахал по-человечески, можно было бы терпеть, а так…

– Он что, геем был? – осведомился я

– Да нет. Просто тут все с детства сахар жрут, как не в себя. Оттого повальный диабет, а от диабета импотенты все. Потому баб дома прячут, боятся, что гулять начнут. У моего совсем не стоял, представляешь?

Мда… зато у меня стоит. Точнее, стоят. Волосы дыбом.

А я то повелся… дурак. Дважды даже дурак. Сначала мне Денис показал подрихтованную фотку – специально сделал так, чтобы на молодую Маринку была похожа… сволочь. А теперь еще и это.

– Представляю. И как обходилась?

– Да как получалось, так и обходилось. Мы еще в Тунисе долго жили, там не погуляешь особо. Ты говоришь, он погиб?

– Да.

– И черт с ним.

Я промолчал. Парень пошел против семьи, отца, рода чтобы жениться на женщине, которая его и в грош не ставила… и у которой не нашлось пары добрых слов даже после его смерти. За что он погиб? За что я рискую? За кого точнее? Вот за эту?

Все-таки не дело такие браки… межрелигиозные, межнациональные. Наверное, для всех – и для этого парня в первую очередь – было бы лучше, если бы он нашел себе… или отец нашел бы ему простую, добрую и скромную девушку из своего народа, которая любила бы его и постаралась бы родить ему ребенка. Чем эту шаболду…

– Вас ведь дядя Игорь прислал, да?

– Да.

– Тогда вы мне должны помогать, так?

Я покачал головой

– Ошибаешься

– Почему.

– Потому что я работаю на страну. И на себя. Но никак не на дядю Игоря.

Ирина поразмыслила. Потом выдала

– Ты, значит, дурак?

Да. Наверное. По сравнению с ней я точно – дурак.

Я только не знаю, что ее поколение – оставит детям. Они ведь…

Ладно.

– Ага. Дурак. Мне уйти?

– Ты чо? Оставайся…

***

Ночью – как я и предполагал – мадемуазель попыталась лечь ко мне в постель. Я сказал ей много нелестных слов и отправил обратно.

Удивляться я уже не удивлялся. Нечему удивляться.

Что посеешь, то и пожнешь.

***

– Примеряй.

Засветился. Каир – город, где минимум двадцать миллионов душ обретается, но мужчина, покупающий одежду для женщины – volens-nolens привлекает к себе внимание. Пойдут разговоры, а тут… тут еще с Мубараковских времен полно стукачей. Конечно, революция много чего переломала и перекорежила, но – варит горшочек, варит.

Сам я подстригся по-другому, изменил цвет волос. Усы отрастил, пока не усы, так себе – но уже что-то. Очки в роговой оправе. Документы на имя Мойеда Хашими, гражданина Пакистана. Уроженца и жителя города Карачи, одного из немногих городов мира, который по масштабам не уступит Каиру. Сфабрикованы индийской военной разведкой. Но верняк – я пробивал по базе, такой человек есть и адрес есть, и фото на меня похожее. Деньги, членская карточка гольф-клуба и все прочее – прилагается.

Включая миссис Хашими.

Это основной вариант. Запасной – добраться до Хургады – оттуда вылететь в Сараево. Рейсы постоянно летают, и чартеры и регулярные, в аэропорту бардак, пассажиров кое-как проверяют. Кстати особое внимание уделяют русским – потому, что приказ правительства, а вот самолет на Боснию и Герцеговину взрывать никто не будет. Какой дурак будет взрывать самолет с мусульманами? Там – перейдем в Республику Сербскую, границы там нет нормальной, тупо можно пешком или проводнику заплатить. А оттуда – уже в саму Сербию. И – в Москву. Доберемся до Сербии – считай, в дамках…

– Не так…

…

– Здесь свободнее. Так только б… носят.

– Не гони. Так все местные носят. Всех уже задолбало чадру носить. Уроды…

Нельзя, кстати сказать, что Ирина не права. Египетских женщин никто никогда не спрашивал, а чего же хотят они? Здесь все решают мужчины. Ничего не делают, целыми днями сидят в кафе, курят кальян, дуют кофе. Женщины тем временем думают, чем накормить детей и великовозрастного обалдуя. У многих есть свой небольшой бизнес. Если здесь что-то и изменится когда-то, то благодаря женщинам, а не мужчинам.

И одежду египтянки из религиозных кварталов носят так чтобы подчеркнуть, а не скрыть.

– Ты не местная. Ты моя жена. Миссис Хашими.

– Даже так…

– Вот именно. Мы живем в