* * *

Читала Евангелие, там говорится о том, что настанут времена, когда радоваться будут «неплодные», то есть бездетные. Неужели это время пришло? Неужто «человек природный» канул в прошлое безвозвратно?

* * *

От инсультов и инфарктов в России ежегодно умирают больше миллиона человек. Сосуды («реки») засорены, загажены. Отравленной водой, воздухом и пищей, ядовитой информацией. «Блаженны неплодные»? Как же прожить свою жизнь не зря – не только не мешая другим – но спасая всех?!

* * *

Эта ночь у гроба… Эти трудовые, сильные, с несходящим даже зимой загаром, трудовые и молодые руки, такие родные – навсегда ушедшие. Руки – её и мои – очень похожи, только мои – городские, привыкшие к компьютерным клавишам и карандашу.

Цвели у изголовья тюльпаны – кроваво-красные, живые. А днем бабок набилось видимо-невидимо. И внуки приехали. Сын умершей сестры – высокий, красивый, статный парень. Основательно клал на грудь большие хохляцкие кресты. А у сына погибшего брата – светящиеся глаза. Выглядит старше своих лет. Начитался Проханова и Климова, рвётся в бой.

* * *

Из пенсии мама наэкономила денег – тысячу рублей – и отдала родственнику починить машину: «Хоть картошку с огорода будет на чём привезти». «А я ездить на машине уже стар». И проел, пропил эти деньги…

* * *

В «Архивах» и самосочиненных ею молитвах основной мотив такой: «Дай, Господи, терпения!»

* * *

Похожу, похожу вокруг телефона (а кому звонить?), и думаю о том, что больше никогда (разве что во сне) не услышу её приветствие, или: «Ну, легче стало?» – это когда я перезванивала ей, чтобы они деньги не расходовали, или заключительную фразу – «Храни вас Бог!» Во сне мне явился ангел (или святой?) в золотом нимбе, я шла в церкви направо, а он меня ласково погладил (пожалел) по голове.

* * *

Ещё в школе, помню, я завела «словарик» – обычную тетрадку, куда мы с сестрой записывали наиболее яркие мамины слова, выражения и определения. Тут были и архаизмы, и неологизмы, и просто меткие характеристики. Перечитывать и пополнять словарик было для нас редким семейным удовольствием – мы хохотали до упаду, мама – улыбалась…

Потом тетрадка пропала. Я долго её и упорно искала – в сундуках, на чердаке, в книжках. Наконец мама призналась, что сожгла словарик после смерти брата.

«Зачем?» – изумилась я. «Какой тут смех при таком горе!..»

* * *

Брат подбивал сестру пропускать школу, чтобы резаться в карты (это было ещё до моего рождения). Карты он сам делал из картона. Другой любимой забавой было разглядывание лошадей в учебнике по ветеринарии. «Я – Буденный!» – «А я – Чапаев!» При тогдашней бедности и дефицитах игрушки мастерили себе сами: например, плавили из свинца пистолеты.

* * *

А были ли радости? Ну, совсем крохотные. Внучки прислали открытки. Или конфетами угостили. Или успокаивающее письмо от сестры. Или радость от убранного до дождя огорода. Или… Ну вот и все радости.

Да, ещё юбка перешитая из дочериной – с клинцами-вставками и карманами.

Ушла – как звезда на небе погасла.

* * *

Так что же есть жизнь и надо ли её осмысливать? Есть, есть ещё люди, в ком священный огонь природы и высшего человеческого разума не загас, но их мало, и они светят зачастую для себя и своей семьи. И при чём тут литература, слово? Да ни при чем. Оно и не нужно, наверное.

* * *

Только и дают пожить человеку в молодости, когда есть здоровье, живы родители и он не омрачен скорбями. А что дальше? Печальный груз жизни. «Бедная кляча из сил выбивается…» – часто цитировала мама.

* * *

– А я тоже была на похоронах.

– У кого?

– Тише! Тсс! Жора мой помер у любовницы. Она позвонила и говорит: как хотите, а я его хоронить не буду. Забирайте.

А мы с ним десять лет уже не живем! Но вот, взяла и похоронила, куда деваться. Теперь от всех скрываю позор, – говорила женщина, онкобольная, у которой год назад отрезали грудь.

* * *

В своем «Архиве» как бережна она была к близким! Никого не упрекнула, даже тех, кто заслуживал её осуждения. Только просила у Бога терпения да благодарила Его за прожитые годы. Писала о потерянном сыне (наверное, из районной газетки взяла эти строки): «Тебя уж нет, а мы не верим // В душе у нас ты навсегда. // И боль свою от той потери // Не залечить нам никогда».

И ещё одна запись меня поразила: «День был хмурый, как моя жизнь», – это о 52-й годовщине свадьбы. (Замуж мама вышла 22 октября 1951 года.) В другом месте: «Никто не знает, как я несчастна».

И ещё: «Не бросай меня, Бог, помогай».

* * *

Почему же моя мама так чувствовала «одиночество крови» при такой многочисленной родне? Может, на мою маму просто не хватило родительской любви? Не знаю.

А вот я ее очень любила. Другое дело, что не всегда моё чувство было созидательным, действенным. Всё ушло. Теперь уже ничего не поправить.

* * *

«Она в семье своей родной Казалась девочкой чужой». Была она глубже, умней, начитанней, образованней своих близких. Не было в ней гордости или превосходства (но это само как-то обозначалось и проявлялось), а уж насколько она была нравственней!

Помню, возвращалась я в поезде от смертельно больной сестры, в вагоне – пели, смеялись, всю дорогу нас веселило радио.

Жить сестре оставалось – 1 месяц 19 дней…

А я её запомнила – белый платок на голове, солнышко, она щурится, выползла, опираясь на палку из дома (уже плохо ходила, метастазы пошли по костям), села на доски. Говорит мечтательно: «Как охота пожить, хотя б годик!»

Так что же, тот гимн жизни и любви, который звучал в моих рассказах, есть только обман? Неужели все это – обман жизни?!

* * *

Образ мамы у дерева – она мне машет, я уезжаю. Машет, пока не сяду в такси или в автобус и не скроюсь из глаз. Теперь вот некому махать… Мама – аленький цветочек мой. Горько душе от того, что надо жить с этим горем, и жить, вроде скрывая от других, не показывая своих чувств.

* * *

Среди спрятанных мамой книг (наиболее дорогих, наверное) книжка «Отчий край» Константина Седых, которую я привезла с Азовского моря (купила на лотках, читать было совершенно нечего). Это книга её молодости, она её читала пятьдесят лет назад, и с тех пор помнила. Она так обрадовалась и удивилась этому роману, долго перечитывала, а потом хранила, как дорогую сердцу и воспоминаниям вещь.

* * *

Иногда мне казалось, что во мне столько любви, что я управляю миром, и он развивается по моей щедрой и доброй воле. Неужели это была иллюзия?

* * *

Всё пока в доме осталось так же, как было при ней, а её – нет. Даже стулья стоят так, будто она их поставила. А рюмка с вином накрыта пирожком – поминание.