Эстер много лет прожила с тетушкой Марч, которая настолько привыкла к француженке, что не могла и часа обойтись без нее. Эстер умело пользовалась этой зависимостью и была единственным человеком в доме, имевшим влияние на деспотичную хозяйку. К Эми она привязалась сразу, и в те часы, когда девочка поступала в ее ведение, Эми чувствовала себя лишь чуть-чуть менее счастливой, чем на прогулках с Лори. Приведя в порядок гардероб мадам, Эстер рассказывала Эми, как жила во Франции, и Эми с жадностью ловила каждое ее слово. Ведь в отличие от постных историй старой тетушки, рассказы Эстер изобиловали сценами из красивой жизни, и восхищению Эми не было предела. Дозволяла ей Эстер и другие удовольствия. Эми могла беспрепятственно разгуливать по дому, роясь в многочисленных шкафах, старинных сундуках и кладовых. Особенно привлекал ее старый секретер. В его ящиках, нишах и арочках хранились старинные драгоценности и всякие изящные безделушки, и Эми могла часами перекладывать их с места на место.

Чего тут только не было! Гранатовый гарнитур, сопровождавший юную тетушку Марч во время первого выхода в свет. Жемчуг, который подарил тетушке Марч на свадьбу отец. Бриллианты – тоже свадебный подарок. Еще тут были пряди волос, портреты давно почивших друзей, детские браслеты, которые принадлежали единственной дочери тетушки. Часы дядюшки Марча с большой красной печаткой, побывавшие за свою жизнь во множестве детских рук. И, наконец, обручальное кольцо тетушки. Руки у нее к старости опухли, кольцо не налезало и теперь бережно хранилось в отдельной коробке.

– Ну, дорогая мадемуазель, а что бы вы выбрали из этого, если бы вам предложили? – спросила однажды Эстер, которая всегда в таких случаях сидела рядом с Эми, а затем сама запирала секретер.

– Вообще-то я предпочитаю бриллианты, – важно произнесла Эми. – Но из всех украшений мне больше всего идут ожерелья, а тут я не нашла ни одного бриллиантового ожерелья. Поэтому я бы выбрала вот это. – И она кинула восторженный взгляд на длинную нить, унизанную массивными бусинами из черного дерева с золотом, среди которых красовался крупный черно-золотой крест.

– И впрямь, мадемуазель! Мне тоже очень нравится эта вещь, – ответила Эстер, столь же восторженно глядя на бусы. – Только я бы их не носила на шее. Я бы стала молиться с ними. Ведь это четки.

– Так, значит, это для того же, для чего бусы из пахучего дерева, которые висят у вас под зеркалом? – спросила Эми.

– Да, они для молитвы. Святые были бы довольны, если бы я молилась с такими красивыми четками. Поэтому я никогда бы не надела их на шею, будто какую-то безделушку.

– Эстер, мне кажется, молитва приносит вам большое удовольствие, – сказала Эми. – Вы всегда какая-то особенная, после того как помолитесь.

– Это правда, мадемуазель. Знаете, я бы и вам посоветовала. Уединяйтесь хоть ненадолго каждый день, чтобы чуть-чуть подумать о себе и помолиться. Вы сами поймете, какое это утешение. Если хотите, я обставлю вам маленькую комнату рядом с вашей, и вы сможете там молиться за вашу больную сестру.

– Хорошо, Эстер, – согласилась Эми и принялась неторопливо укладывать в коробку длинные четки. – Все-таки интересно, кому это достанется после тетушки?

– Вам и вашим сестрам, милая мадемуазель. Это я точно знаю. Мадам выбрала меня свидетелем, и я подписывала ее завещание, – с улыбкой прошептала Эстер.

– Здорово! Но лучше бы она подарила нам все сейчас. Зачем откладывать? – сказала Эми, окидывая взглядом драгоценности.

– Вы еще слишком молоды для таких украшений, – возразила Эстер. – Как только первая из вас объявит о помолвке, мадам отдаст ей жемчуг. А вот это маленькое колечко с бирюзой тетушка подарит вам, когда вы соберетесь домой. Если, конечно, будете так же хорошо себя вести.

– Правда? – обрадовалась Эми. – Тогда я постараюсь вести себя еще лучше. Какое красивое кольцо! Даже у Кэти Браун такого нет! Ну и тетушка! Знаете, Эстер, хоть она и цепляется все время ко мне, но все-таки она очень хорошая.

Эми примерила колечко и, убедившись, что оно ей совершенно впору, твердо решила его заслужить.

С этого дня поведение Эми было образцовое, и, наблюдая за ней, почтенная леди не уставала хвалить себя. Бедняжка, она считала, что на Эми подействовали ее методы воспитания!

Будучи ревностной католичкой, Эстер не забыла о душе мадемуазель, и вскоре маленькая комната рядом со спальней Эми превратилась в некое подобие часовни. Эстер отнесла туда стол и скамеечку, а над столом повесила изображение Мадонны. В картине этой сама Эстер не усмотрела ничего особенного и перенесла ее из нежилой части дома только из-за сюжета. Однако, как это часто случается, именно образ в немалой степени послужил тому, что Эми, едва зайдя в комнату, тут же настраивалась на возвышенный лад.

Эми очень быстро полюбила свой уголок. На столе лежали Евангелие и Псалтырь. Теперь она каждый день заходила сюда и, вглядываясь в прекрасный лик Богородицы, испытывала совершенно новые для себя чувства. Здесь она забывала о себе и своих невзгодах. В такие мгновения она ощущала себя частицей некоего единого доброго начала и истово молила Бога, чтобы он поскорее послал выздоровление Бет.

Постепенно чувства ее принимали более ясную форму, а потребность быть доброй и справедливой все больше овладевала ее существом. Вот и получилось, что, оказавшись вдали от дома, младшая из сестер Марч самостоятельно отправилась по «пути пилигрима». Она делала лишь первые робкие шаги, ей не у кого было спросить совета, и это приводило к тому, что порой самые искренние намерения оборачивались забавными поступками. Например, вспомнив о завещании тетушки, Эми решила первым делом тоже составить завещание, из коего будет следовать, что, если она вдруг заболеет и умрет, все ее состояние надо разделить по справедливости. Следует заметить, что для Эми это был величайший акт самопожертвования. Свои сокровища она ценила не меньше, чем тетушка Марч – драгоценности, и ей страшно было даже подумать, что ими кто-нибудь завладеет. И все-таки Эми решилась на подобный шаг.

Уединившись, Эми старательно составила завещание. Потом посоветовалась с Эстер по поводу юридической терминологии и попросила ее поставить подпись в качестве свидетельницы. Добрая женщина согласилась, после чего Эми с чувством выполненного долга отложила документ в сторону. «Теперь дождусь Лори, – решила она. – Пусть он будет вторым свидетелем».

Весь этот день не переставая лил дождь. Эми поднялась наверх и вошла в комнату, где находился большой платяной шкаф со старинными нарядами. Эстер разрешала Эми их примерять, и это занятие очень увлекло девочку. Сейчас она облачилась в одеяние из парчи и важно расхаживала перед зеркалом, шурша юбками и приседая в изысканнейших реверансах. Когда парчовое платье ей наскучило, Эми переоделась. Теперь ее голову увенчивал большой розовый тюрбан, который никак не мог ужиться с платьем синего цвета, а то, в свою очередь, пребывало в состоянии непримиримой вражды с ярко-желтой нижней юбкой. Именно в этом облачении и застал ее Лори. Заглянув в дверь, он едва удержался от смеха. Эми, гордо вскинув голову, обмахивалась веером и шуршала юбками. Кроме того, она надела туфли на высоченных каблуках, и каждый шаг стоил ей труда и немалых мук.