Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пауза… и я заговорил медленно, роняя слова.
— Если командование говорит вам о необходимости диктатуры, без которой погибнет Россия. О ненависти ко всем инакомыслящим. О необходимости карать, приводить к повиновению, необходимости массовых расстрелов…
— … задумайтесь! Вы уверены, что выбрали правильную сторону?
[i] «Красиво и сладко умереть за отечество». — Гораций, Carmina III 2, 13. Часто использовавшийся в газетах Первой мировой войны лозунг; также заглавие горько ироничного стихотворения английского поэта Уилфреда Оуэна «Dulce Et Decorum Est» об этой войне.
[ii]Говардский университет (англ. Howard University) — американскийчастный исторически чёрный университет. Расположен в городе Вашингтоне.
[iii] Адъютант французской жандармерии в переводе на привычные нам звания — старшина.
[iv]Са́тори[1] (яп. 悟り, сатори; кит. 悟, у; санскр. संबोधि, самбодхи, букв. — «просветление») — в медитативной практике дзэн — внутреннее персональное переживание опыта постижения истинной природы через достижение «состояния одной мысли»
[v] Корпуса — то есть Экспедиционного Корпуса, на основе которого и сформировали потом Русский Легион Чести.
[vi] Уже писал, но повторюсь — практика заложников для армии Российской Империи не была чем-то новым. Желающие могут почитать о покорении Кавказа и Средней Азии.
Во время ПМВ в прифронтовой зоне (а она иногда начиналась за 100 км от собственно линии фронта) точно также брали в заложники выселяемых (принудительно!) людей, прежде всего так называемых инородцев, но не только — русских, украинцев и белорусов также заставляли выселяться. «Эвакуировали» ОЧЕНЬ жёстко, не давая времени на сборы и ограничивая лимит багажа. Притом если поначалу беженцев разбирали по семьям и как-то помогали, то после встречали уже озлобленно.
[vii] Цитата Нельсона Манделы.
[viii] Я вынужден напомнить, что мнение ГГ и мнение автора не обязаны быть тождественными!
Глава 12 Фермопилы Героя
Развернув зашуршавшую газету, ещё пахнущую типографской краской, нетерпеливо пролистываю страницы. Парад, историческая речь Пуанкаре, наши доблестные союзники…
— А! Вот и я! — цепляюсь глазами за текст в самом низу разворота.
— Четвёртая полоса? — констатирует Анна, заглядывая через плечо. Шёлковая прядка её волос, выбившаяся из причёски, щекочет мне ухо и пробуждает желание понежничать, которое, признаться, давлю не без труда, — Это успех!
— Так-то да… — с толикой сомнения говорю я, не желая спорить. Права она, права… без сомнения права! Статья, хоть бы самая маленькая, в значимой, пусть даже региональной газете, это и правда — достижение.
Меня посчитали достаточно интересным, чтобы написать (почти без правок!) небольшой материал. При наличии столь значимых информационных поводов, это, чёрт подери, нешуточный повод для гордости! Вот только гложут сомнения, а запомнит ли меня обыватель?
На фоне «Исторической речи», прошедшего в Страсбурге парада, «наших славных союзников», уже подписанных договоров и продолжающейся делёжки Мира я могу потеряться в этом побулькивающем ведьминском вареве. Так… щепотка перца, придающая блюду пикантную остроту. Необязательная пряность.
По-видимому, поняв мои сомнения, Анна, зашуршав газетными листами, быстро нашла заметку обо мне в другой газете, а потом ещё, и ещё… Справедливости ради, все они были на последних листах, а кое-где и в отделе «Курьёзы»
«Ле Фигаро», правда, напечатал меня аж на второй странице, но с такими комментариями и карикатурами, что я не уверен, а к лучшему ли? На выпады в свою сторону я нисколько не обижаюсь…
… хотя кого я обманываю! Неприятно, чёрт подери! Вроде как и стою за свободу прессы, но когда пишут не просто оскорбительные гадости, а изрядно притом перевирают суть произошедшего, хочется сунуть кулаком в рыло!
С другой стороны… это же «Ле Фигаро», одна из самых массовых газет Франции! Замолчать случившееся будет не то чтобы вовсе невозможно, но как минимум проблематично.
— Вот ещё… — включилась в процесс Валери, подсовывая мне очередную газету с заметкой.
— Благодарю… — касаюсь её руки. Засмеявшись, девушка наклонилась и мимолётно поцеловала меня в губы, после чего, присев справа на подлокотник кресла, приобняла меня за плечи.
Анна, выразительно закатив глаза и сделав было шаг в сторону, усмехнулась и последовала примеру подруги. С некоторых пор у них что-то вроде соперничества, что как по мне — очень странно, если учитывать, что Анна по-прежнему скорее девушка Валери, нежели моя. Ну да женская психология… к чёрту!
Даниэль, хмыкнув еле заметно, промолчал, принявшись раскуривать сигару. Он, разумеется, прекрасно осведомлён о нашей жизни втроём, да и не скроешь такие вещи от наблюдательных парижан — при всём желании. А уж когда это и не скрывается…
… чудо, что французской прессе эта сторона моей жизни пока неинтересна. Быть может, разумеется, информация не просочилась пока ещё за пределы близкого круга… но это уже фантастика!
Стук в дверь прервал мои размышления. Пыхнув сигарой и выразительно посмотрев на вскочивших девушек, Даниэль пошёл к двери.
Врач с медсестрой, фотограф, секунданты… номер быстро заполнился народом и началась та суета, без которой я предпочёл бы обойтись. Все вошедшие громко говорят, все курят и все, решительно все (!) считают своим долгом высказать своё мнение по тому или иному поводу.
Предстоящий бой, моя речь, как я должен держаться на публике, и кому, собственно, должен…
… и выходит так, что решительно всем!
От меня требуется внимать, кивать и разумеется — следовать их мудрым советам. Киваю, да…
… но разумеется, не слушаю! Это всё так… персонажи, я бы даже сказал — проходные. Я, честно говоря, даже не пытаюсь их запоминать.
Укладываю в голове, кто есть кто, ну и кратенькое досье, это у меня давно на автомате выходит, с Сухаревки ещё. А так, чтоб всерьёз… да к чёрту! Потом, если будем сотрудничать или как-то пересекаться всерьёз, быть может, а пока оно и ни к чему.
Месье Кольбер снял бинты, и хмурясь, осмотрел раненое плечо, многозначительно переглядываясь с фрекен Бок.
Воспаление, начавшееся было после часа без медицинской помощи у жандармов, пошло на спад, однако же рана выглядит не слишком хорошо. Рваное поверхностное ранение, отягощённое ушибом и расплывающимся синяком, обещает проблемы. В другое время я бы не подумал выйти на ринг, но сейчас, чёрт дери, надо!
… впрочем, от этого не легче.
Фотограф, возбуждённо сопя и кружа вокруг, как акула при виде жертвы, слепит глаза вспышкой, делая десятки снимков. Он, говорят, хороший профессионал, но здесь и сейчас, признаться, чертовски раздражает!
Анна, дотоле не видевшая ранения воочию, в шоке открывает глаза — широко-широко… Заметив, что я смотрю на неё, улыбается сквозь выступившие слёзы, но молчит… за что я ей очень